На воле

– Николай. Николай Радченко.

– Колька, значит, – вздохнул майор. – Так вот, на зоне тебя станут называть Ольгой! А бабья доля в мужском бараке незавидная. Несмотря на твою силу, тебя заставят отдаваться за пару затяжек! Но-но, не сверли меня глазками-то, я тебе не тот бедный курсантик, я ведь тебя и пристрелить могу! – похлопал майор по кобуре, висевшей у него на поясе. – Тем более что кобура у меня не застегнута, вытащу в долю секунды и вобью в твою твердолобую башку несколько порций свинца. И, что самое интересное, мне ничего за это не будет! Ровным счетом ничего. Объясню начальству, что защищался, обрисую в мрачных красках твое поведение, скажу, что ты на меня напал, а я защищался, и начальство мне с легкостью поверит. Ты для всех уже никто! Тебя уже вычеркнули из всех списков, так что поумерь свою прыть и слушай меня внимательно. Ты вообще знаешь, кто я такой?

– Наслышан. В нашей школе вы возглавляете особый отдел.

– Верно, – майор слегка улыбнулся. – Я не подчиняюсь вашему генералу, у меня имеется свое серьезное начальство, но и в мои обязанности входит следить за порядком в школе. А вот ты этот порядок нарушил и тем самым доставил мне кое-какие неприятности.

Хотя секретная спецшкола МВД размещалась в современных зданиях, кабинет майора был обставлен в старорежимном духе. Одну из стен украшал огромный портрет Железного Феликса в полный рост: главный чекист строго взирал на каждого вошедшего. Его глаза как будто говорили: «И для тебя, браток, у меня приготовлена премиленькая камера». Прочая обстановка была выдержана в стиле тридцатых годов. Видимо, замысел хозяина кабинета заключался в том, чтобы на посетителя повеяло леденящей жутью ежовских застенков. Сам же майор чувствовал себя в этом жутковатом антураже вполне комфортно и, вероятно, порой воображал себя сталинским наркомом, допрашивающим очередного «врага народа».

– Тебе не страшно? – неожиданно поинтересовался майор.

– Теперь поздно бояться, – отозвался Николай как можно бодрее.

– Это точно, поздно. Но кое в чем с твоим начальством я не согласен. Из тебя вышел бы неплохой специалист, да вот вляпался ты не вовремя. Хочешь, я тебе помогу?

В глазах у парня что-то изменилось.

– Разве это возможно?

– Не хочу сказать, что я господь Бог, но от тюрьмы я тебя уберечь сумею. Конечно, ты не сможешь вернуться в школу, но тебе это будет и не нужно. Если ты примешь мое предложение, тебя ожидает совершенно другая карьера.

– Я согласен.

Майор удивленно поднял брови:

– Ты даже не хочешь спросить, чем придется заниматься? А может, я тебе прикажу организовать еще несколько жмуриков?

– Теперь мне все равно. У меня такое ощущение, что я уже прошел через самое страшное.

– Надеюсь, убивать тебе больше не придется, хотя я в дальнейшем смогу покрывать твои грехи, – конечно, в рамках разумного…

– Что я должен делать?

– Вот этот вопрос мне уже нравится. Но давай договоримся, что это будет твой первый и последний вопрос. Далее все вопросы буду задавать я.

– Согласен.

– Для начала подпиши вот эту бумагу… Не пугайся, здесь не содержится ничего страшного. – Майор вытащил из папки лист бумаги с отпечатанным на компьютере текстом. – Здесь сказано, что ты согласен работать на наши органы безопасности и поступаешь в распоряжение сверхсекретного отдела под кодовым названием «Вепрь».

Парень внимательно прочитал текст и сразу же поставил под ним размашистую подпись.

Майор аккуратно вытащил лист бумаги из-под руки Николая и бережно вложил его в папку.

– А вот тебе еще один документик. Извини, но я был уверен, что ты согласишься, а потому составил его заранее. Теперь ты числишься в нашем подразделении как тайный агент Глухарь. О твоем существовании будут знать только два человека. Один здесь – это я, и один в Москве. Кто он, тебе знать не обязательно. И еще вот что. Прочти внимательно вот этот пунктик. – Майор протянул парню бумагу. Только не надо делать круглые глаза, ты не девочка. Здесь написано, что если ты кому-нибудь даже случайно ляпнешь о своем задании, то тебя растопчут, как лягушку. – Майор сел на край стола, и теперь Николай мог рассмотреть каждую пору на его лице. – Ты меня понял?

– Да.