На волнах оригами

– Следи за языком, кретин, – холодным тоном отчеканила она, сверля в барабанщике дыру взглядом. – Пока не вырвали с корнем.

Ее не было видно за большой компанией. Зато она отлично видела Синего.

– Мне было хорошо с тобой, – вдруг сказал Келла, и Нинка замерла от неожиданности. Чего-чего, а уж этого она не ожидала услышать.

– Это было здорово. Хоть ты и та еще стерва, но рядом с тобой было классно, – продолжал он странным голосом. – И я скучаю.

Ниночка растерялась, почувствовав близкий вкус победы, но вида не подала.

– Бедняжка, – посочувствовала она. – Ты не в моем вкусе. Некрасивый и нищий. Без образования и стремлений. Ты никакой. Но тетя Эльза тебя по достоинству оценила. Не хочешь к ней в жигало? Она не любит нахлебников, но ты ее покорил.

– Ты, и правда, дура, – спокойно констатировал Келла. – Ты спокойно говоришь такие слова человеку, который любит тебя?

– Я говорю эти слова человеку, которого я не люблю, и это главное, – поспешила его заверить Нинка. Нет, все-таки победа над ним была близко, и это затмило разум. Она совершила еще одну ошибку. – Понимаешь, малыш, меня любят многие. Например, такой мусор, как ты. А я люблю только себя.

Девушка улыбнулась – так понравились ей ее слова.

– Журавль, это шутка. Плевать я на тебя хотел. Вот ты вроде бы умная девка. Но, черт побери, какая же ты бываешь тупая! – расхохотался вдруг Келла. Рэн рядом с ним откровенно ржал. Фил и Арин – улыбались. – Твое высокомерие тебя погубит, куколка. Думаешь, ты действительно мне нужна? Я не знаю, кем надо быть, чтобы любить тебя. Твой формат – одна ночь. От силы – две, – вынес он суровый вердикт. – Такие тян, как ты, вешаются на нас десятками. Ты не особенная. Сними корону.

Тут большая компания, за которой пряталась Нинка, пошла куда-то и этого хватило, чтобы Келла заметил девушку. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, и, как назло, людей в этом месте отчего-то стало издевательски мало. И воздуха мало. Только огонь – жаркий и испепеляющий.

– Ради меня приехала? – улыбнулся Келла широко, и какая-то часть Нины вдруг отчетливо поняла, что скучает по этой улыбке.

– Мечтай. Я здесь вместе с Катей, к которой убежал твой дружок, – фыркнула Нинка. – Ты – мой способ скоротать время, пока они вместе. Да, кстати…

С приросшей улыбкой Нинка достала из сумки кошелек, из кошелька – крупную купюру, скомкала ее, обернула вокруг кольца – оно первое попалось под руку, и пошла вперед. Остановившись неподалеку от Келлы, она бросила кольцо, завернутое в купюру, вперед.

Оно упало прямо ему под ноги.

– Это – тебе. Ты хорошо развлек меня, малыш. Заслужил награду, – сказала Нина. Лучше бы, конечно, было прикрепить купюру жвачкой к стене, да вот беда, у Ниночки не было жвачки. – Подбери. Твое. Заслужил.

– Я тебя сейчас поймаю, Журавль, – удивительно спокойным тоном проговорил Келла, хотя Нинка ждала, что он начнет рычать от ярости. – И заставлю извиняться.

– Ой, да ты что? – проговорила она, не в силах избавиться от улыбки. К этому времени на нее глазели и все остальные участники группы. Только менеджер не видел – вновь разговаривал с кем-то по телефону. – А как? Бить будешь, Рыло?

– Я девушек не бью, – отвечал молодой человек, глядя на нее в упор. Их разделяло всего лишь несколько метров. – А жаль. Тебе бы с удовольствием вмазал.

– А как будешь заставлять извиняться? – была не в силах замолчать Журавль. С ней редко кто разговаривал подобным образом. – Кстати, паричок просто отпад. Акцент на волосах помогает не замечать в глазах твою фирменную тупость.

Однако то, как Келла решил это делать, ей так и не суждено было узнать – и без того плохая связь прервалась. Ниночка улыбнулась и была такова – даже воздушный поцелуй слать не стала.

Она ни разу не обернулась, но, кажется, надеялась, что Келла все же догонит ее – он же ведь обещал заставить ее извиняться.

Не заставил.

Нинка оказалась в другой части аэропорта. Где-то неподалеку от выхода она увидела Антона и Катю, которых явно было не оторвать друг от друга. И решила их не тревожить, отлично понимая, что это их последние минуты, если не секунды. Пусть наслаждаются. Самой же себе Ниночка объяснила это нежелание нарушать их идиллию тем, что она не хочет лицезреть белобрысого недоумка, которого еще недавно искренне считала идеалом номер два – после Гектора, естественно.

Ей было важно убеждать себя в том, что она – плохая.

И она действительно ценила тех, кто говорил ей, что она – хорошая, хоть и никогда бы не призналась в этом.

Девушка покинула аэропорт и какое-то время просто находилась на улице, неподалеку от стоянки, с которой было видно взлетное поле, огражденное высокой сеткой. Самолет, который уносил из города Келлу, она тоже видела – прочитала об этом на одном из уличных информационных табло.

Провожала его взглядом.

Голубые глаза ее следили за железной птицей внимательно, и в голове проносились сказанные Ефимом фразы: «Мне было хорошо с тобой», «Я скучаю».

Это были ее фразы.

Из-за яркого солнца слепило глаза – даже слезы выступили.