На волнах оригами

Он бы еще тебе на спине крестик нарисовал, как отметину, что ты – его собственность.

Отстань, почему ты вечно влезаешь в самые романтичные моменты?!

Потому что я чую – скоро тебя вновь обманут, милая, но крайне глупая Катя.

– А на что похожа твоя любовь ко мне? Какого она вкуса? – выдернул меня из мыслей негромкий обволакивающий голос Тропинина. Наверное, если бы я раньше услышала такой его голос, я бы и не поняла, кому он принадлежит – Антону или Кею.

– Чувства к тебе похожи на то… Когда сидишь на незнакомом берегу реки августовской ночью, – прислушалась я сама к себе и словно увидела эту картину. – Слышишь шум реки, шелест листьев, ежишься от легкого холода. Рядом тлеет костер и запах дыма витает в воздухе. И звезды в этой ночи мерцают как светлячки. И звездное небо отражается в темной глади воды. И в руках вода – родниковая. Чистая, свежая.

– И ты сидишь одна на этом берегу? – спросил Антон, словно подсмотрев мое мимолетное видение.

– Одна.

– А я?

– А ты сидишь на берегу напротив, – отвечала я.

– И мы всего лишь смотрим друг на друга? – почти прошептал он.

– А что нам остается делать? – пожала я плечами.

– Я могу переплыть реку, – предложил Антон искренне. – Я хорошо плаваю, – зачем-то уточнил парень, хотя я теперь и так уже знала, что когда-то он серьезно занимался плаванием и даже имел юношеский разряд. Возможно, если бы не его мама, Антон мог быть не знаменитым музыкантом, а знаменитым спортсменом. Как знать…

– Но я не хочу ждать, пока ты переплывешь эту реку, – возразила я, понимая, как странно звучит наш разговор. – Мы должны встретиться на середине реки.

– Ты умеешь плавать?

– Очень плохо, – призналась я.

– Но тогда ты можешь утонуть, – слишком серьезно подошел к моей фантазии Тропинин.

– Я постараюсь этого не сделать, Антон, – пообещала я.

Он вновь взял мою руку в свою, и мы пошли дальше, оставив тихий дворик с каруселью и «классиками».

– Знаешь, почему я стал плавать? – вдруг спросил Тропинин.

– Почему? – полюбопытствовала я.

– В детстве, когда мать с отцом еще жили вместе, мы всей семьей поехали на реку. Кирилл был на берегу, помогал матери, а я зашел дальше, чем следовало. Течение было быстрым, меня стало уносить. Я испугался, пытался выплыть, стал захлебываться. Начал тонуть.

Я сглотнула – о прежней жизни Антона я знала ничтожно мало, и эта его история, рассказанная обыденным голосом, страшила.

Видя мои глаза, парень лишь улыбнулся.

– Ничего страшного не произошло, даже и мать, наверное, не помнит об этом. Отец был рядом и помог мне, вытащил, даже ругать не стал. Мне было страшно, но я молчал. Боялся, что мать начнет кричать. Я никому этого не говорил, Катя, но с тех пор я страшно боялся воды. Даже в душ идти одно время не хотел, – ухмыльнулся он, и я представила картину, как мама заставляет маленького Антона идти мыться, а он упрямится и твердит, что никуда не пойдет. Наверное, это было забавно, но в эти секунды мне не было смешно.

– Ты стал плавать, чтобы побороть страх перед водой, да? – спросила я.

– Да. И я сделал это. – В его ровном голосе не было ни хвастовства, ни торжества – лишь сухая констатация факта. – С трудом, но я полюбил воду. И сам стал водой, – посмотрел он мне в глаза. – Забавно? Я стал своим страхом. Стать тем, чего боишься, – высшая форма самоистязания. Я в этом спец, – добавил Антон шутливо.

– Ты, – я осторожно перебирала слова в уме, – весьма необычный человек, Кейтон Тропинин.

Он одарил меня задумчивым взглядом.

– Многие даже во взрослом возрасте не могут справиться со своими страхами. – Я вспомнила и о своей собственной гемофобии – панической боязни крови. Наверное, для Антона вновь оказаться в воде было сродни тому, если меня попросят умыть руки и лицо в крови.

– Ерунда. Просто всегда нужно знать, к чему стремишься. Вот и все, – отвечал он и со вздохом констатировал:

– А вот и твой дом.

Мы действительно уже пришли и стояли напротив подъезда, около которого были наставлены машины. Какие-то умники припарковались прямо посреди дороги, разделяющей дом и двор. Черные бока здоровых машин лоснились под желтым неживым электрическим светом.

– Ты точно хочешь домой? – с сожалением спросил Антон.

– Да, точно. Я не была дома несколько дней.

– А завтра? Завтра мы встретимся?

Я улыбнулась. Все во мне требовало сказать ему: «Нет», отомстить, помучить, и я произнесла лишь:

– Не знаю.

– Это намек? – внимательно посмотрел на меня Тропинин.

– Намек на что?

– На то, чтобы решал я, раз ты не знаешь?

– Может быть, и так.

– Твоя сумочка осталась в моей машине, – сказал Антон с радостной улыбкой, и я поняла, что он специально не напоминал мне об этом. Чтобы у него был повод для встречи.