На Вороньей Горе и западнее. Батарея "А"-"Аврора" (СИ)

Лейтенант Смаглий заметил моё смущение: "что доктор вам не нравится? Почему? Мясо с картофелем, и очень вкусное. Правда, оно сервировано в металлических мисках и не по-домашнему, зато сытно. Кушайте, не стесняйтесь!".

Мы все четверо сидели на плащ-палатке и кушали, и впервые я почувствовала, что голодна. Но всю порцию я съесть не смогла. Лейтенант Смаглий меня всё угощал. "Подождите, походите по полям - будете съедать все". После мяса старшина принёс чайник с чаем. Мы пили чай с сахаром и конфетами из эмалированных кружек.

Алексей Васильевич нас угощал радушно. Все у него получалось ловко, движения его были быстрыми, весь он был точно пружинистый. Лицо смуглое было красивое. Глаза чёрные, горящие. Зубы белые. В его присутствии было как-то легко. Вся внутренняя скованность исчезла и чувствовала я себя так, точно пришла в гости к родственнику, который искренне, от души угощал и проявлял свою радость встречи.

В общей беседе за нашей трапезой Смаглий был немногословен, говорил остро и метко, смеялся от души. Мы с политруком пили и ели, как в гостях, а Скулачёв все расхваливал и рассказывал про свою академию. Я же сидела всё молча и пила с удовольствием чай, я бы выпила и третью кружку, но постеснялась. Смаглий спросил меня, - "а что же вы доктор нам ничего не расскажите видимо вы устали за день первого знакомства со многими". "Нет, я не устала, я предпочитаю лучше слушать, чем говорить". "Я понимаю вас, Антонина Григорьевна", - сказал он серьёзно, - "вы придерживаетесь учения вашего отца медицины Гиппократа, который читал лекции своим студентам и часто им говорил: "что бы быть порядочным человеком, надо обладать тремя качествами - немногословностью в беседа, осторожностью в поступках и воздержанность в еде". А я думала про себя, что он не только красив, но и умён.

"Кукушкин, ты покажи доктору своё хозяйство, а я переговорю с Алексеем Васильевичем".

Старшина Кукушкин по-хозяйски стал показывать мне: палатку, пушку, место хранения оружия и всё то у него было в должном порядке, кругом чистота. Мимоходом показал сложенную наскоро кирпичную печь - здесь подогреваем обед и чай, рассказал о "Жучке", которая тут же крутилась вокруг нас, - "она у нас ночью всё слышит и всё видит и сообщает, как звонок".

Больных на пушке не было. Да во всём подтверждались слова похвалы в отношении старшины пятого орудия. Закончив осмотр, я подошла к разговаривающим командирами "Ну, и как" - спросил Скулачёв. Я ответила "хорошо". "Тогда пошли Тоня дальше, к л-ту Доценко".

Шли мы молча по краю траншей, ведущих мимо пушки и палаток. Прощаясь, Смаглий двумя руками держал мою руку, говоря "не забывайте нас, до свидания, приходите пожалуйста к нам".

"Пошли скорее в "Овраг", - ты поняла, - это на шестую пушку к л-ту Доценко Александру Ивановичу. Это тоже севастополец, сама понимаешь, что вместе учились, значит дружки". До шестой пушки мы дошли быстро. Она была от пятой расположена не далеко. Замаскированную, её было трудно увидеть, тем более вечером. Из расположения пушки вышел совсем юны лейтенант, он был подтянут, форма на нём была выглажена, и, видно по всему, что он был аккуратен во всём.

Светлый цвет волос и глаз придавали его лицу юношеский вид, но это оказалось первое впечатление при встрече. После я поняла, что л-нт Доценко серьёзный и деловой. Он сам лично знакомил меня с личным составом, с пушкой и водил в палатку. Все пояснил по-деловому, без лишних слов, сосредоточенно. Он своей серьёзностью напоминал мне нашего профессора медицины, что у него во всём чувствовалась какая-то аккуратность. Доценко предложил нам остаться на ужин, но мы поблагодарили его, и пожав друг другу руки, направились с политруком к седьмой пушке.

Решив сэкономить время, мы пошли напрямик по кустам и в скором времени попали в болото. Скулачёв промочил ноги, и мы после не долгих поисков выхода, вернулись назад, изменив направление на возвышенность. В кустах у пригорка располагалось седьмое орудие. Об этом можно было догадаться, так как у кустов мы увидали краснофлотцев с мисками в руках, сидящих на траве. Увидев нас, они положили миски и встали "смирно", но Скулачёв дал команду "оставить", и мы прошли мимо них.

Далее за кустами сидела остальная команда вместе со своим командиром, они ели кашу.

Увидев нас, командир поставил на землю свою миску и, подойдя к нам, подал руку обоим, сказав в мою сторону: л-т "Овчинников". Высокого роста, молодой, стеснительный, показал так же своё хозяйство. Он не говорил и не объяснял, видно из-за своей застенчивости. Больных на пушке не было. Здесь мы освободились быстро. Распрощавшись со всеми, мы поднялись на пригорок. После пригорка спустились, шли по полю и вышли на проезжую дорогу, которая выходила на Киевское шоссе.