На восьми фронтах

В дверях показывается мужчина. Сапоги, плащ, фуражка, руки и даже лицо у него заляпаны грязью. Одни только глаза сердито глядят сквозь подсохшие ошметки глины на бровях и щеках. Он молча расстегивает, снимает плащ, и только теперь дежурный по штабу узнает генерала Д. Д. Лелюшенко.

— Воды! — властно требует генерал. Умывшись, начинает слушать доклад капитана.

— У Катукова подбито три танка и убито девять бойцов и два командира, говорит капитан. — У Пияшева — двенадцать убитых и двадцать три раненых. У ленинградцев убито восемьдесят, ранено сто два, безвозвратно потеряно четыре станковых пулемета, два орудия и миномет. Кавалеристы потеряли два орудия, пятнадцать бойцов и шесть командиров…

Капитан замолчал. Но все мы догадывались, что доклад еще не окончен, просто ему не хватает смелости сказать все.

— Продолжайте! — кивает Лелюшенко. — Продолжайте, я говорю.

— …Убит инструктор нашего политотдела Герой Советского Союза старший политрук Николай Поликарпович Власенко… В атаке заменил погибшего командира батальона. Прямое пулевое попадание в сердце…

Всякая потеря тяжела и невозвратима. Но эта для них обоих была, вероятно, особенно чувствительной и горестной.

* * *

После доклада капитана Лелюшенко, взяв журнал, какое-то время молча читал его. Затем переговорил по телефону с частями. Связался с командиром резервной авиагруппы А. А. Демидовым и попросил того завтра не позднее одиннадцати быть у Катукова. И только после этого обратился к нам:

— Я от всего сердца приветствую «Красную звезду». Рад, что наша любимая газета первой вспомнила о нас. Уверен, что каждый из вас найдет в наших частях достаточно интересных героических тем… А с вами, — повернулся он ко мне, если меня не обманывает память, мы уже встречались. Июль, Северо-Западный фронт. Верно? Вы приезжали ко мне в корпус с членом Военного совета корпусным комиссаром Богаткиным…

— Так точно, товарищ генерал.

Доложив о целях нашего приезда в Мценск, я попросил Лелюшенко хотя бы коротко проинформировать нас о положении на этом участке фронта.

— Пока все атаки танков и мотопехоты Гудериана отбиваем, — сказал генерал. Но с каждым днем делать это становится все тяжелее. Враг сильнее нас минимум в пять-шесть раз, а в танках и авиации — еще больше. Впрочем, если денек-два побудете у нас, сами все увидите. — И посоветовал не мешкая отправиться в сражающиеся части.

Вскоре Лысов и Габрилович на нашей машине в сопровождении работника политотдела корпуса поехали в 6-ю гвардейскую стрелковую дивизию, прибывшую сюда из-под Ленинграда. Кнорринга генерал попросил в первую очередь сфотографировать несколько товарищей в мотоциклетном полку, а потом с какой-либо оказией перебраться в полк пограничников.

— А мы с вами, если не возражаете, — сказал он мне, — направимся к танкистам Катукова. Там, правда, второй день находится наш комиссар Константин Леонтьевич Сорокин, но мы, я думаю, ему не помешаем.

Давно ли мы встречались в первый раз с Дмитрием Даниловичем Лелюшенко! А он уже заметно похудел, лицо почернело и осунулось. Но, как я успел заметить, был по-прежнему энергичен, так же хорошо и детально знал обстановку на фронте и, как прежде, чуть ли не все двадцать четыре часа в сутки проводил на ногах.

…У моста через Зушу пришлось часа два простоять, пропуская в сторону Орла артиллерию, а оттуда — машины и повозки с ранеными. Несколько раз к генералу подходил комендант переправы, просил ехать, уверяя, что наша машина никого не задержит и не помешает. Но генерал всякий раз отвечал, что он не торопится, пусть-ка идут сначала войска. Потом не вытерпел и сам потел к мосту.

Немецкая артиллерия методически била по переправе. Но погода, к счастью, была пасмурной, и это мешало вражеским корректировщикам.

После ствольной артиллерии к мосту подошла колонна гвардейских минометов. И лишь пропустив ее, мы тронулись дальше.

Катукова нашли на опушке рощицы. Между деревьями стояли врытые по башни в землю танки Т-34. В глубоких капонирах располагались и колесные машины.

— А где остальные батальоны? — оглядевшись, спросил Лелюшенко у командира танковой бригады.

— Вон за той высоткой, в засаде, — ответил М. Е. Катуков. Полковник был моложав на вид, одет в черный реглан, на голове — танковый шлем.

— Как ведет себя противник?

— Пока никакой активности, — ответил Катуков. — Думаю, ждет, когда распогодится.

— А где Сорокин?

— У майора Рафтопулло. Я не советовал ему ехать туда, а приказать не мог. Ведь комиссар!

— Сорокин — хороший комиссар, — пояснил мне Лелюшенко. — Вот только беда привык лезть в огонь даже тогда, когда этого и не требуется.

Тем временем подул легкий ветерок, в облаках показались голубые просветы. И почти тотчас же кто-то громко крикнул:

— Воздух!

Со стороны Орла шли эскадрильи «юнкерсов». Лелюшенко и я попятились было к щелям, но самолеты, вдруг развернувшись, взяли курс на юг. И там начали звеньями входить в пике.

На строгом лице генерала появилась улыбка. Ведь враг бросал бомбы на наш ложный передний край.