На все четыре стороны

– Да-да. Рассказывал… кое-кто. Впрочем, давай о самом важном, – поняла меня женщина. – У меня для тебя, Витя, есть очень приятная и совершенно необычная новость. Такая, что может повернуть в лучшую сторону жизнь любого советского школьника. Думаю, и ты не исключение.

– Я заинтригован, – вырвалось у меня нечаянно.

По лицу моей необычной собеседницы мелькнуло легкое недоумение. Недоумение и… интерес.

– Это хорошо, – рассеянно произнесла она. Пару секунд еще что-то прикидывала у себя в голове и наконец выдала: – Значит, так. Дело заключается в том, что нашему отделу образования случайным образом достались два места по программе международного совместного обучения. Есть такое движение в странах Совета экономической взаимопомощи. Из вашего класса два ребенка поедут учиться… ты не поверишь… в ГДР. В Германскую Демократическую Республику! И комиссия выбрала именно тебя. Тебя и твою одноклассницу, Свету Черешню. Представляешь? Правда, здорово?

– Ап… А почему меня? – проблеял я, огорошенный действительно невообразимой новостью. И перспективами…

– Педагоги определили, – безапелляционно заявила Диана Сергеевна. – Тебя – как успевающего по всем школьным дисциплинам, Светлану – как кандидата в мастера спорта по акробатике. В девять лет!

– Я ведь… хорошист всего-навсего.

– Это не так важно, – вновь улыбнулась красавица педагогического фронта, – ты слышал такое слово – «потенциал»?

– Угу.

– Судя по отзывам твоих учителей, потенциал у тебя огромный.

– А… каких именно учителей?

Опять легкое недоумение во взгляде.

– Витя, почему-то у меня складывается впечатление, что ты и не рад вовсе. Ты вообще понимаешь, что тебе предлагают?

– Понимаю. Какие учителя меня хвалят? – уперся я.

Что-то здесь не так.

Легкая тень пробежала по лицу нашей местной принцессы.

– Да все, – заявила она с легким оттенком раздражения. – В чем дело, Витя?

– И Агриппина Васильевна хвалит?

– И Агриппина Васильевна.

А вот тут ты врешь, матушка. Элементарной проверки не выдержала!

Вот чего-то подобного я и ожидал в этой неординарной ситуации. Вроде бы все ровно, гладко – и на тебе, первая явная ложь. Чтобы Грипповина обо мне, о кухаркином сыне, что-нибудь хорошее сказала – ни в жисть. Совравши однажды…

Я внимательно рассматривал эту действительно, без дураков, стильную женщину. Такую же стильную, как и… лживую. И молчал. Если паузу перетянуть, то оппонент по-всякому начнет дергаться. Реагировать.

Как бы не так!

Диана смотрела на меня доброжелательно и… по-матерински снисходительно.

Сколько ей лет? На вид – около тридцати, с поправкой на макияж, дорогой, надо сказать, макияж, – ближе к сорока. И явно огромный, не по годам опыт вести трудную беседу. Да она меня переигрывает!

Я заерзал на стуле.

И слегка разозлился. Неизвестно на что.

– Я не поеду! – неожиданно даже для самого себя в лоб заявил я ей. – Не интересно, знаете ли, мне… с немцами. Язык у них… слух мне режет. Климат опять же прохладный, пища жирная. Да и вообще… дела у меня здесь. Дела!

Тонко подведенные брови изумленно взметнулись вверх.

И нервическое постукивание маникюром по автобусной стекляшке, которой Грипповина замостила свой рабочий стол с целью запихивания под стекло руководящих циркуляров и фотографий котят с бантиками.

– Не поедешь… – повторила она задумчиво. – Дела у тебя… Понимаю.

Легко встала со стула, поправила золотой браслет на руке циферблатом вверх… Не все у нее оказалось идеальным – великоваты часики. Еще раз глянула на меня с непонятным выражением лица. Блин, да я ее точно знаю! Когда не улыбается – вообще где-то рядом. И это платье…

– Мне очень жаль, – сухо произнесла она. – До свидания, Витя.

Она повернулась ко мне спиной и двинулась на выход. Я бы сказал, порхнула. Движения скупые, отточенные, как у балерины.

Эй! А что, уже все? Постойте, а почему это меня никто здесь не уговаривает? Что за дела? Так серьезные вопросы не решают. Может быть, я передумаю?

Странно.

Как будто все остальное в порядке вещей…

– До свидания, – злобно буркнул я ей в спину.

Не больно-то и хотелось.

Уже в дверях она кивнула в ответ, чуть повернув голову в мою сторону.

Задержалась, будто вспомнив что-то важное, и медленно произнесла, четко артикулируя каждое слово:

– Только об одном тебя попрошу, Витя, и это очень важно…

Диана вдруг замолчала, будто не решаясь произнести эту свою «очень важную» просьбу. А может быть, просто накачивала значимости по всем правилам театральной драматургии.

– Я слушаю, – подбодрил я ее. – Очень внимательно слушаю.

Как достало это вездесущее лицедейство!

– Да-да, вот что… – проговорила она рассеянно, будто запамятовала, о чем мы говорили. – Оставь бога ради эти свои… ДЕЛА. Вообще все прекрати. Поверь, от этого лучше будет не только тебе – всем… нам.

И исчезла за дверью, не успев, наверное, заметить, как у меня от изумления шары выкатываются из орбит, медленно и неумолимо. Мне показалось, что на бесконечно долгую секунду все вокруг погружается в сумрачную хмарь. В зыбкую и тревожную полутемноту.

Потом эти самые шары дисциплинированно вернулись на свои места, и вновь стало светло. Что, надо сказать, понимания не прибавило.