Он перевел дух, пытаясь совладать со своим негодованием, наклонился надо мной еще ниже и зловеще закончил:
– …Какая фамилия у тебя… маль… чик!
Ой, боюсь, боюсь.
Хотя этот искрящийся самовар действительно выглядит жутковато. Явно какой-то руководящий работник, привыкший давить на своих несчастных подчиненных раздутым авторитетом. Чего доколупался-то до школьника младших классов?
Я дернул плечом. Крепко держит… Сергей… доброго тебе здоровья… Михайлович!
Фамилию тебе! Чтобы ты ее по всем тебе знакомым углам просклонял?
А углов, чувствую, знаешь ты немало…
– Гагарин моя фамилия, – буркнул я раздраженно – мол, попробуй посклоняй такую фамилию в негативном ракурсе, рискни. – Дневник показать?
Хватка на плече слегка дрогнула.
– А-а-а?.. – вопросительно промычало сверху.
– Нет, не родственник, – выразительно еще раз повел я плечом и нежданно оказался на свободе. – И даже не однофамилец… к сожалению.
– Как это?
Ну и тормоз.
Дядька явно из разряда «не шути со мной, голуба». Точнее, «не до шуток нам, когда страна в опасности». А ведь по возрасту он… точно!
– А вы ведь ветеран войны, Сергей Михайлович? – осенило меня. – Вы ведь воевали… в Отечественную?
– При чем здесь…
Гражданин слегка опешил.
Так, самую малость. И зачем-то спрятал руку, которой меня держал, себе за спину. Непроизвольно.
– Вы-то мне и нужны, Сергей Михайлович, – слегка усилил я напор. – Меня же и с уроков отпустили за тем, чтобы я с ветеранами встретился!
– С уроков? – нахмурился дядька. – С уроков – это нехорошо.
Скала! Утес гранитный. Алькатрас на выгуле.
А ведь мне его сам Бог послал!
Судя по одежде – этот ветеран явно при деле. В смысле – не костями доминошными гремит по паркам, а где-то и кем-то руководит. Вдумчиво и занудно, как меня сейчас пытает. К тому же субъект явно партийный: из-под плаща на лацкане пиджака виднеется соответствующий значок-фрачник с профилем лобастого основоположника. Да и характерец… явно не от слесаря-судоремонтника. Типичный «ответственный товарищ».
– Сергей Михайлович! – загорелся я. – Примите мои самые искренние извинения за то, что я снегом… вас. Случайно это, не со зла. И не могли бы вы уделить мне толику вашего драгоценного времени для экспресс-беседы? В плане патриотического воспитания… кхм… школьного элемента? Скажем… вот тут – на «Яме» то есть… во флигеле игротеки, в актовом зале. Здесь совсем близко. Как раз вон там… за кустарником.
Тем самым, надо сказать, кустарником, что меня и выдал предательски.
Дядька усмехнулся.
– Для беседы, говоришь?
Поправил мне воротник пальто, который, между прочим, сам и помял, хватая ребенка почем зря ни за́ что ни про́ что!
– Ага! Про войну, про партизан, про… немецко-фашистских захватчиков. Очень надо! Всему нашему… подрастающему поколению!
– А ты из какой школы, гм… мальчик Гагарин? Не Юра… надеюсь?
– Не-а. Не Юра. Витя. А вон моя школа, – махнул я за спину. – Тридцать девятая. Элитная.
Ой, я дура-ак!
– Чего-чего? Элитная? Ты чего мелешь… гм… Гагарин? Какая такая элитная школа в Советской стране? Тебя кто такому учит? Классная руководительница? Как ее фамилия?
Что-то не получается у нас теплой и задушевной беседы.
– Да-да, правильно, самая обыкновенная школа, – стал срочно я переобуваться в воздухе, – элитным у нас иногда называют… уровень преподавания и методические инновации в воспитании человека будущего.
Дядька аж крякнул от такого заворота, но с оседланной уже кобылы слазить не торопился:
– Фамилия, спрашиваю, как у твоей классной руководительницы?
Ведь и правда не слезет!
– Романова у нее фамилия, – сдался я, – царская однофамилица, зовут… Елизаветой Петровной. Как дочь Петра Первого, помните императрицу такую?
– Проверить надо еще эту вашу школу, – пропустил вопрос мимо ушей этот высокопоставленный гражданин, – а беседовать с тобой… некогда мне, тороплюсь я…
Ага, заметно!
– Ну хоть…
– Нет, я сказал! Пришлю кого-нибудь к этой вашей… Романовой. Проведут они вам неплановый «урок мужества»… раз надо.
– Надо-надо!
– И ты, Гагарин, не радуйся! О твоем поведении вне школы Елизавета Петровна тоже узнает. Не надейся, что так сойдет тебе все с рук.
Да что же ты за скунс такой?
– Я понял вас, Сергей Михайлович, – ответил кротко, – готов принять самое суровое наказание… от революционного народа. Вплоть до высшей меры.
– Веселимся? – Дед вновь начал грозно пучить глаза. – Радостно нам?
– Нет-нет, что вы… грустно.
Чертов язык!
Старая клешня опять потянулась к моему плечу.
– А пойдем-ка прямо сейчас… к вашему директору!
– А его нет в школе, – моментально соврал я, делая шаг назад, – он… в горкоме… в горисполкоме…
– А ничего. Мы подождем.
Что-то я стал сомневаться, что этого дедушку мне послал именно Бог.
Ну, не клеится как-то общение, хоть ты тресни!
Впрочем… мы сильно и не настаиваем.
– Стойте! – произнес я встревоженно, перестав пятиться. – Диву просто даюсь, как же все-таки тесен мир! Плюнуть, что называется, некуда.
– Не понял.
– Да вон же, вон… Елизавета Петровна. Классная наша.
И максимально выпучив глаза, тычу рукой дядьке за спину.
Почему все взрослые на это ведутся?
– Где?