На все времена

О глупой красавице

О Лермонтов! Все эти строки

Годятся и к моей любви:

Я слышать не могу её речей истоки,

Но обожаю прелесть той реки.

Весна 1980 года

Зачем

Зачем усердные посланья

Я вдохновлял избытком дум

И возносился в трепетанье,

Перед тобой теряя ум?

Зачем я речию забвенной

Воспламенял свои уста

И под Луною серебряной

Обожествлял, как Дух Христа?

Зачем вымаливал прощенье,

Терзаясь мнимой красотой,

Не испытавши отвращенья

Ко внешности твоей пустой?

Зачем, толпою окружённый,

Ходил надменно, как злодей,

И шёл, как громом поражённый,

За дивной тению твоей?

Осень 1984 года

Зухре

Дитя восточного зефира,

Тебе моя послушна лира

Пророчит щедрый звук:

Пред красотою Альтаира

В объятьях гордого Тахира

Познаешь нежность рук.

Осень 1984 года

Диане

Скажи, восточная Диана

И Азии волшебный Дар,

Давно ли Сердца лёгкий жар

Тебя коснулся, как Корана

В мгновеньях сладостных надежд

Касают пальцы мусульмана,

Когда в предместьях Тегерана

Он, не скрывая бодрых вежд,

Молит о божеском прощенье?

Но, друг, к чему тебе моленья?

В тоске бы я молился сам,

Склонившися к твоим ногам

В священной власти заточенья.

Осень 1984 года

И создал Бог женщину

Всё так и эдак, всё в насмешке,

В глумлении и нервной спешке

Вершает женщина дела.

Плетёт ли сеть или злословит,

Мужчину глупого ли ловит –

Она по-прежнему мила.

Пленяет страстно и надёжно

И носит смело дерзкий взгляд,

Умом блеснёт, где только можно,

Любови приготовит яд.

С холодным чувством откровенья

Она мутит покой и сон,

В хандру впадает переменно –

Веков так было испокон.

Позвольте молвить: «Так и будет».

Над нею божества печать.

Она Всевышнего осудит

И будет вечно вдохновлять.

Осень 1984 года

В альбом (Е.З.)

Тебе – любимице Амура,

Моя прелестная Лаура,

Я шлю невидимый убор.

Когда-нибудь московский двор,

Увидев сей венец восточный

На белоснежных завитках,

Воскликнет злобно: «О Аллах!».

Людей сомкнётся круг порочный,

Чтоб шаг безбожницы карать

И путь к Христосу указать.

Но тут (о, чудо!) Невидимку

Тебе лишь стоит повернуть,

И всё: толпа увидит дымку,

Твой лёгкий след и к Солнцу путь…

Когда ж, явившись в град пустынный,

Ты обратишь свой милый взор

К предмету памяти невинной

Иль бросишь искренний укор

И скажешь мудростью восточной,

Меня страданием обняв,

И властью мысли непорочной

Сразишь, бальзам так и не дав…

Ах, полно, славная Зулея

И пери девственной красы,

Молчу, страдаю, но не смею

Глаголом верным простоты

Сказать о чувстве безнадёжном

И в страхе глупом и мятежном

Влачу тоскливые часы.

Минуты скучные считаю

С блаженной маскою глупца

И мусульманского творца

С надеждой втайне призываю.

Сентябрь 1987 года

Как жаль

Как сладко мне порой являться

В места, где мир твой находил,

Способность жизни удивляться,

Где я, мой друг, тобою жил.

Где мы делились сокровенным,

В ночной мечтая тишине…

Как жаль, что чувством вдохновенным

Туда являюсь лишь во сне.

Осень 1984 года

О ангел

О Ангел девственных долин,

Не искушённый злобой века!

Пусть дивный Феб своей рукой

Обожествит твои стремленья.

В тебе и мир, и вдохновенье,

И благородство, и покой,

И красота, и совершенство,

И неподкупное блаженство.

Весна 2001 года

VI. Посвящения одноклассникам и однокурсникам

Близорукость

На А. Вексельмана – одноклассника

Средь колб стеклянных и пробир –

Он нам ходячая наука

И наш моральный бригадир.

Но вот беда (и что за мука),

Пророчески объемля Мир,

Созданье это – близоруко.

Весна 1980 года

Другу (Д.Н.)

Ты помнишь сладостные лета

Когда восторженной мечтой

Мы наслаждались, как поэты,

Иль озиралися с тоской

К предмету юности забавной

И мыслью доблестной и славной

Несли торжественный покой?

Близь стены нравственного храма

Тогда не ведали забот.

И тени жизненных хлопот

И судьб неведомая драма

Нам были чужды, как Богам.

Надежду мы несли словам

И с восхищеньем ненапрасным

Дарили взгляд друзьям прекрасным

И речи верные устам.

Теперь иные в нас стремленья:

Молчим всё чаще, больше пьём,

Помалу забываем дом…

И от избытка нетерпенья

В нас нынче праведник восстал,

И добродетельных начал

Мы ищем первые мгновенья.

Зима 1982 года

К другу

Однокласснику – Д.Н.

Приди, мой друг, походкой резвой,

Мы восполним Цереры стол

Вином токайским, мыслью трезвой –

Esse est percipi[1], монгол!

Когда Батый, твой предок славный,

Опять на Русь явился тьмой,

Стояли русские стеной,

Сказав характер своенравный.

Следила хитрая Европа

За продвижением границ,

Ползла уж к ней коварна стопа…

Но полно древности страниц!

Приди! Мы выпьем за Европы

И за народ тех дальних стран,

Кто протоптал торговлей тропы,

Обняв Руси вековый стан.

Восславим трирского гиганта

Философическим словцом

И перед греческим отцом

Воспламеним иллюзий Канта.

Да будет мир взаимный наш

Скреплён не гадостью портвейнской,

А жизнерадостностью рейнской

И торжеством разумных чаш.

Осень 1984 года

Младшему другу (Д. Т.)

Прими творений груз почётный