На всех была одна судьба

А «Стойкий» вместе с нашими войсками двигался на запад. Завершался первый этап операции «Нева-2», в феврале начался второй. Впереди были Кингисепп, Нарва. По реке Нарве немцы возвели мощный оборонительный рубеж. Орудия «Стойкого» громили штабы, доты, дзоты…

Враг был отброшен от Ленинграда, но впереди ждали новые сражения, и не только на западе. «Стойкий» отважно сражался летом 1944 года на Карельском перешейке, где началось наступление советских войск. Войну старший краснофлотец Соломин, принявший первый бой в 1942 году у Лемболовского озера, закончил в 1945-м в Выборге.

Флот стал его судьбой. От краснофлотца до капитана первого ранга прошел путь вятский паренек, мечтавший о небе и море.

С ВЫСОТЫ МАРИИНСКОГО ДВОРЦА

Первый блокадный год

В мае 1941-го ей исполнилось восемнадцать. Экзамены, зачеты, конспекты, учебники… И все же находилось время на кино, на прогулки с подругами по весеннему городу. Дружили студентки Технологического института с курсантами Военно-медицинской академии, день рождения одного из них почти совпал с праздником Маши – вот и отмечали в компании сразу эти две даты. Курсант посвятил Маше стихотворение, в котором были строки:

Ну, а если завтра грянет бой,
Не жалея жизни будем биться
Рука об руку за Родину с тобой!

Девушки удивились: неужели все так серьезно? Будущие военные врачи знали, конечно, больше студенток…

В воскресенье Маша с утра занималась дома – готовилась к экзамену по химии. Никуда не поехала – экзамен серьезный. И вдруг – сообщение по радио. В это трудно было поверить: летний малолюдный Ленинград, дворы и улицы без детских возгласов – все в пионерских лагерях, детских садах. А где-то уже бомбежки, пожары, льется кровь…

Ленинградцы понимали, какая угроза нависла над страной, над родным городом. Во всех районах на призывных пунктах стояли очереди добровольцев – тех, кого не вызвали повестками в военкомат. В этих очередях были и студенты, и рабочая молодежь, и люди пожилого возраста. 25 девушек из Технологического зачислили в дружинницы, выдали походную форму. Студентки младших курсов им завидовали: поедут на фронт!

Маша вместе с подругой через райком комсомола тоже пыталась получить направление, но им поручали разносить повестки, давали другие задания или отправляли с группами на рытье траншей. Началась эвакуация населения, и Машина мама вместе с ее младшим братом успела выехать в одном из эшелонов. Маша осталась в городе. Нужен был хоть какой-то заработок – вместе с подругой отправились в пригород на уборку овощей. Первая массированная бомбежка в начале сентября застала их с подругой на Московском (тогда Международном) проспекте. «Зажигалки» сыпались на крыши дождем. Оказавшиеся поблизости ребята бросились наверх, стали сбрасывать бомбы на асфальт. Группы самозащиты из населения, подразделения МПВО вели круглосуточное дежурство на крышах, чердаках, не допускали распространения огня, и все же некоторые склады, промышленные объекты, жилые дома охватил огонь, над городом стелился черный дым.

Вереницы людей с пожитками и малыми детьми тянулись с окраин в центр – к родным и знакомым.

От Технологического института Маша Абаринова получила направление на военный завод, выпускавший бомбы, снаряды, мины. С Васильевского на Ржевку путь не близкий, да еще целый день в цеху, на ногах, дыша парами взрывчатых веществ. Иногда приходилось оплавлять головки снарядов на жаровне, в крохотной палатке площадью всего с квадратный метр… Через каждые пять-семь минут работы Маша выбегала из палатки глотнуть свежего воздуха – и снова к жаровне. По инструкции полагалось работать в респираторе, но какой от них толк, если все негодны, засорены, а новых нет! От ядовитых испарений волосы, ногти и кожа окрасились в рыжеватый цвет. Станки с завода еще до блокады вывезли на восток, их заменили деревянные устройства с приспособлениями, позволяющими вращать, обрабатывать тяжелые «чушки» снарядов. Здесь же, в цехе, находились двухметровые корпуса бомб, пока без «начинки». Во время налета в такое «укрытие» можно было забраться и немного вздремнуть. В бомбоубежище не прятались: если поблизости рванет фугаска – все взлетит на воздух.

Первая блокадная зима была на редкость морозной – градусник иногда показывал 40–41°… Трамваи давно остановились, дорога на Ржевку занимала больше четырех часов в один конец. В центре города приходилось выбирать проходные дворы, так как во время артобстрела милиция направляла прохожих в бомбоубежище. Вечером нужно было попасть домой до 23 часов, иначе задержат на мостах. Иногда Маша оставалась ночевать в цехе, положив фанерку на две бомбы и укрывшись тем, что удавалось найти.