На всю жизнь и после (СИ)

Борис пару раз повертел головой, перемещая взгляд от одного поверженного чёрного к другому, и, наконец, попятился в сторону салона, а затем развернулся и побежал. Стоило Виктору встать на первую ступеньку, он сложил пальцы на груди и повернул воображаемый вентиль. Серость рассеялась как по щелчку выключателя: круг света, расширяясь в центре дороги, разгонял тьму. Верхушка купола стала прозрачной и начала исчезать подобно туману, который тает под яркими лучами.

Круг света прогнал не только темноту, но и последствия битвы. Сначала растворилась глыба с запечатанной в ней чёрной фигурой, как пшик мелкой взвеси капелек, которые становились одним целым с воздухом. Следом узелок за узелком как бикфордов шнур, не теряя привычного натяжения, испарялись хлысты. Вторая глыба с застывшими в ней красными кончиками покорилась всепоглощающему свету быстрее, чем прогорающая дотла спичка. Двигатель серебристого седана набирал обороты. Тело капюшона с булавой растворилось. Купол исчез. Машина без царапин и вмятин на капоте и крыше двинулась вперёд. Она проехала мимо, как ни в чём не бывало.

Грудь Бориса тяжелела от сожаления.

«Они просто исчезли и всё. Не правильно. Как-то не по-человечески», — подумал он.

— Поторопись. Или забыл, зачем сюда пришёл? — сказал Виктор, поворачивая ручку двери.

Колокольчик зазвенел. Татуировщик стал в проёме, придерживая спиной дверь. Юноша появился в салоне настолько быстро, насколько позволяло его худосочное тело. Здание, вопреки его ожиданиям, осталось целым, без следов порезов от купола. Мастер закрыл входную дверь на ключ и пошёл в сторону стойки ресепшена.

По соседству с проходом в комнату, где Борису набивали тату, за стойкой была дверь. Виктор открыл её и жестом пригласил его войти. В комнате царил идеальный порядок и педантичное запустение: было только то, что могло понадобиться человеку после пробуждения и перед отходом ко сну. Мебели тоже не густо: стол, пара стульев, шкаф для одежды, тумбочка односпальная кровать. Постель, идеально заправленная и даже подогнанная, стояла поперёк несостоявшегося дверного проёма в дальнем конце комнаты. Несостоятельность его состояла в том, что он представлял собой небольшое углубление в стене. Борис нарисовал в уме план здания и заключил, что та чёрная металлическая дверь, которую он видел ночью, должна быть ровно с обратной стороны этого проёма.

Виктор прошёл мимо стула, который был ближе к входной двери, и указал на него:

— Присаживайся, пожалуйста.

Он присел напротив, Борис боялся заглядывать в глаза татуировщика и только бросал взгляды, которые скользили по его бледному лицу. Дрожащие губы разрывало желание вывалить на стол всю тяжесть скопившихся вопросов. Но знание натуры этого человека не позволяла их даже разжать без разрешения. Действовать нужно согласно этикету: Виктор — хозяин, поэтому только после его слов.

— Я понимаю, что ты хочешь задать мне целую кучу вопросов, и для тебя у меня есть куча ответов. Не переживай, ты всё узнаешь. Будет лучше, если я сам расскажу всё по порядку.

Юноша молчал. Он понимал, что находится в безопасности, но никак не мог успокоиться. Стук сердца резонировал в левом ухе, щёки горели, а дышать было всё тяжелее.

— А, вы можете опять щёлкнуть своими волшебными пальцами? Я-то… я ещё не отошёл, могу не уловить весь смысл.

— Поверь, у нас ещё будет много времени, чтобы до тебя всё дошло. Пока могу предложить только стакан воды.

Татуировщик махнул головой вправо, а его собеседник, опасаясь очередных фокусов, только покосился глазами. На тумбочке стоял гладкий, стеклянный кувшин и два гранёных стакана. Завершал эту помпезную композицию постамент из кружевной салфетки, которая острым краем спадала вниз.

«Сколько ж ему лет?» — подумал Борис, и его смущению удалось замедлить стук сердца.

— Твой случай не уникальный, в наших кругах обычная практика. Таких как ты называют блудными детьми. По ряду причин, чаще всего из-за смерти родителей они теряют связь со своим племенем. И в один прекрасный день натыкаются на такого как я. У каждого своя история.

Борис пытался сопоставить слова о том, что он не человек, и загадочном племени, из которого можно практически безвозвратно выпасть и даже не знать о его существовании.

— Я — не я, и даже бабушка об этом не знает.

Он откинулся на спинку стула и расправил плечи. Выражение его лица было серьёзным, но дрожь всё ещё гуляла по телу.

— Для тебя понятнее, думаю, заменить «племя» на «раса». А почему твоя бабушка об этом не знает — очень странно. Странно и то, что, будучи блудным сыном, она у тебя вообще есть, ещё и родная.

— А те в чёрном? Они другая раса, народ…банда?

Виктор молчал, уставившись на Бориса стеклянным взглядом. Юноша опять почувствовал стук своего сердца, но внешне оставался твёрд. Спрятав глаза от мастера, он присмотрелся к небольшой картинке чёрного богомола над кувшином. Ему показалось странным, что полотно в рамке сильно выцвело: стало светло-коричневым, а не жёлтым.