Читаем На вулканах полностью

Суббота, 31 января. Тепло и солнечно, небо голубое, полный штиль. Шеклтон хорошо спал и чувствует себя значительно лучше. Девять часов тяжелого перехода. Особенно досталось моему колену: мы шли почти все время по растрескавшемуся льду и я восемь раз проваливался в трещины... Вечером нарисовал несколько красивейших видов гор. Копоть от керосиновой лампы и примуса превратили наши лица в клоунские физиономии.

Воскресенье, 1 февраля. Дивное утро, по-прежнему царит затишье, воздух чист и холоден, солнце жжет кожу... Семь часов с трудом тянули нарты из-за сильно торосистого льда*.

* Поверхность ледника покрывается торосами при столкновении с существенным препятствием. В данном случае им был крупный остров Уайт.

Понедельник, 2 февраля. Царит безветрие, лед выровнялся, но в нем много трещин. Несколько раз проваливался, но отменные постромки саней страхуют нас от серьезных увечий... Разбили последний лагерь, завтра рассчитываем добраться до судна. Горы Эребус и Террор исполнены царственного величия... Они плотно покрыты ледовым панцирем, лишь с южной стороны проглядывает скальный остов. Великолепие их облика поистине не поддается описанию. По мере приближения к берегу небо окрашивалось в серые, розовые и багровые цвета".

За этим отважным походом последовала вторая зимовка на Хат-Пойнте, географические и прочие изыскания. Антарктическим летом 1904 г., освободившись из ледового плена, "Дисковери" возврати лось в Англию.

Три года спустя судно "Нимрод" под командованием Эрнеста Шеклтона, того самого, который, несмотря на цингу, героическим усилием воли завершил первый антарктический рейд, доставило к ледовому континенту новую экспедицию. Целью ее на сей раз было покорение Южного полюса.

По просьбе капитана Скотта, рассчитывавшего выгрузиться на острове Росса, чтобы оттуда также двинуться к полюсу, Шеклтон не воспользовался Хат-Пойнтом и его превосходной естественной гаванью. После долгих поисков он высадился в 35 км севернее, на мысе Ройдс, где построил хижину для зимовки.

Оттуда следующей весной Шеклтон, Уайльд, Адаме и Маршалл отправились в трудный путь к полюсу, занявший 122 дня.

Хижины героев

Ветер стих, на мысе Ройдс греет солнце. Я стою на одном из каменных бугорков черного базальтового поля. Это темное пятно в несколько десятков гектаров, зажатое между спускающимися с Эребуса ледниками и ровным припаем, выглядит какой-то нелепицей среди сверкающей безбрежной белизны. Смотрю на деревянную хижину Шеклтона. Здесь эти поразительные люди пережидали долгие месяцы полярной ночи с ее адской стужей. Отсюда они выходили партиями в тяжелые походы. Об этих стенах они мечтали по пути назад, когда приходилось мучительно преодолевать нагромождения торосов, бороться с пургой, холодом, усталостью, ломотой во всем теле, чувствуя, как утекают последние силы, подорванные голодом. Голод буравил сознание, не позволяя думать ни о чем, кроме как о еде, еде, еде... И все это неделю за неделей. То, что пришлось пережить некоторым из них, невозможно представить нормальному воображению.

Я отнюдь не любитель паломничеств к "святым местам". Прошлое для меня служит лишь отправной точкой для броска в будущее. За долгие годы я ни разу не отправился куда-то лишь потому, что там кто-то жил или творил, или произошло некое достославное событие. Если мне случалось попасть в Арль или Овер-сюр-Уаз, то не затем, чтобы благоговейно постоять у дома, где писал Ван-Гог. Хотя для меня Ван-Гог...

Не могу понять, что нашло на меня на сей раз - захотелось непременно побывать на мысе Эванс, откуда вышел к Южному полюсу Скотт, и на мысе Ройдс, где сохранился базовый лагерь Шеклтона. Я попросил руководителей полярных станций Скотт и Мак-Мердо предоставить мне на полдня вертолет. Другим способом практически невозможно одолеть в разгар летнего таяния 35 км припая, отделяющих станцию Мак-Мердо от исторической достопримечательности. Мне пошли навстречу - в виде особого исключения. В машине нас было шестеро, не считая трех членов экипажа.

И вот передо мной хижина Шеклтона. Я намеренно остался в одиночестве, мои спутники отправились смотреть императорских пингвинов, единственных обитателей этих негостеприимных берегов. Самые "южные" в мире пингвины являют собой уморительное зрелище. Мне же захотелось побыть одному. Странным образом, едва стих вой мотора, меня охватило глубокое волнение; в голове роились воспоминания о прочитанном, и из небытия выплыли фигуры Шеклтона и Уайльда, Адамса и Пристли, Дейвида и Брокльхерста, всех остальных...

Мне выпало дважды беседовать с Реймондом Пристли. Жаль, что не успел приехать к нему в третий раз сразу же по возвращении с острова Росса. Мне хотелось закончить сначала монтаж фильма, который мы там отсняли, и показать ему кадры далекого кусочка планеты, обязанного своей известностью ему и его спутникам. Пристли было уже за девяносто, и он меня не дождался...

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии