На высочайших вершинах Советского Союза

дожидаюсь. Вот и крутая часть спуска. Глубоко приходится приседать,

чтобы без рывка опустить ногу в рыхлый грунт. Выше колена увязают

ноги в старых следах. Кричу Николаю Петровичу:

—Легче ставьте ногу...

Но уставший Горбунов топает грузно, во весь мощный вес. Однако

снег не сдал, и Николай Петрович удачно дошел до низа. Трещина также

благополучно осталась позади. Ну, теперь дорога ясна и легка.

Очень тревожит состояние Александра Федоровича. Когда мы

уходили, он был очень плох. Как-то он? Не случилось ли чего-нибудь

непоправимого в наше отсутствие?

Быстро с подбежкой иду к лагерю. Луна ярко заливает фирны пика

зеленоватым таинственным светом, отчетливо выделяя наши следы.

Маленькими квадратиками показались палатки. Еще ускорил ход — и вот

я уже около них. Тихо. Приоткрываю палатку.

— Александр Федорович, вы живы?

— Жив, жив, и о вас страшно беспокоюсь...

— Ну, как видите, и мы живы, и вершину взяли!..

Пока говорили, подошел и Николай Петрович. Опять поток

взаимных расспросов.

«Хорошее самочувствие, очень удачно спустились», — говорит

137

Николай Петрович и разуваясь, и вдруг замолк, пощупал ноги — они

ледяшки и носки к пальцам примерзли. Вот так удачно!..

Сейчас же (о чае уже некогда думать) перетащился Николай

Петрович в мою палатку и пошла работа оттирания. Одну ногу тру снегом

и рукавицей. Другая одета в носок и сам Николай Петрович трет ее. И так

по очереди — бесконечная, нудная, но необходимая работа. Постепенно

разминаются пальцы, появляется гибкость. Пальцы уже сами гнутся, но

чувствительность никак не возвращается. Прошло много времени. Высоко

взошла луна — я все тер. Наконец, пальцы пришли в приличное состояние,

совсем оттаяли, но чувствительности добиться так и не удалось. Решили

кончить. Спать клонит (о чае уже забыли думать).

Скорее в мешок. Влез в него во всем снаряжении, исключая

ботинки. Ноги оказались тоже чуток подморожены, однако оттирать не

стал. Попробовал — гнутся, ну и ладно, отогреются сами. Заснул быстро и

спал здорово.

4 сентября. Лагерь «6900».

Встали не рано. Чудесное ясное утро. Принимаюсь за

приготовление чая. На магги что-то не тянет.

Ноги

Николая

Петровича

двигаются

нормально,

но

чувствительность, увы, не вернулась.

Занялся сборкой станции, Николай Петрович — кухней.

Беспрерывный чай — это почти единственное, что у нас осталось. Есть

еще банка шпрот (порция Николая Петровича). Но вот и она дружно

опорожнена. Осталось немного шоколада — доели и его. В общем

подчистили все остатки, а чай разливался рекой на все лады. Так часа два и

прочаевничали.

Начали сборы. Пока вытряхивали все из палаток, да укладывались

— времени прошло уйма. Все мокрое, все в снегу, все обледенелое. Нужно

немного подсушить (с трудом свертывается), да и больным нужно помочь

138

уложиться.

Сборы закончились, когда солнце сильно склонилось к вершине. Я

навьючил на себя огромный рюкзак, захватил остатки деталей к станции и

отправился кончать установку.

Радиостанцию подтянуть — дело нескольких минут. Соединил

контакты, затем начал заклепывать пропеллер, чтобы не сорвало. При

помощи кусачек довольно добросовестно укрепил его. Осталось подтянуть

растяжку, установить стойку по отвесу, надеть тормозной винт.

Я уже кончал работу, когда со склона раздались крики.

Приподнявшись, я увидел Николая Петровича и Александра Федоровича.

Они беспомощно сидели и усиленно звали меня. Поспешил скорее собрать

разбросанные инструменты, привел в порядок станцию и, вскинув свой

рюкзак, быстро двинулся к ним.

Состояние Александра Федоровича тяжелое. Связались. Впереди я,

затем Николая Петрович, последним Александр Федорович. Часто

отдыхаем. Александр Федорович дышит страшно тяжело. Бледный, как

мертвец, и странно заострился весь, смотреть жутко. Тут и поспешить не

мешало бы: вечер скоро и ноги Николая Петровича опять могут

замерзнуть, но никак нельзя!

Пошли трещины. Следы во многих местах передуло и намело целые

сугробы, что еще больше затрудняет передвижение.

Александр Федорович опять свалился. Терпеливо ждем. До

каменистых выходов еще три раза отдыхаем, а на оных расположились

всерьез. Целая процедура поднять Александра Федоровича: ослаб он

страшно.

Солнце уже зашло за вершинный гребень пика. Длинная тень

закрыла Бивачный ледник, лишь гребни соседних вершин еще ярко сияют.

Александр Федорович жалуется:

— Николай Петрович, идите ровнее, вы сейчас меня свалите...

139

Еле тащу связку. Наконец последний снежный бугор. Еще

немного... Вот последняя гривка, а вон и палатки лагеря «6400» венчают

скалистую гривку.

Но что это? Из палатки кто-то выходит. Кричу:

—Антон!..

Незнакомая фигура в гольфах спешит навстречу. Фигура

приблизилась. Носильщик? Нишан! Вот так щеголь! И где это он гольфы

достал? Пока он обходит камни, по огромной заплате сзади на гольфах

узнаю свои. Ну, хорошо, носи, да лазай только получше!

С его помощью довольно успешно транспортируем вниз

Александра Федоровича. На мои плечи легли все вещи. Груз получился

увесистый, но плечи выдерживали, в помощи не нуждались, и все

довольно быстро дошли до лагеря.

Трогательная встреча. Расцеловались с Антоном и Зекиром. Они,