На высочайших вершинах Советского Союза

— А где же рюкзак? Я не нашел его, — говорит Горбунов.

— Да вот он, в трещинке, к нему и следы ведут… — Чуть не рысью бегу к рюкзаку (досадно, сколько времени ушло, а измерения еще не сделаны).

Достаю инструменты, планку для лейки. Николай Петрович заряжает трясущимися руками. Замерз он очень. Щелкает фотоаппаратом, но лейка работает явно плохо. Я беру бусоль и начинаю делать засечки. Записываю цифры в альбом и тут же спешу сделать наброски вершины Корженевской, западного гребня и других. Выходит коряво, трудно сосредоточиться, но хорошо и это, потому что (как позже выяснилось) зарисовки оказались единственными документами, характеризующими западные вершины. Лейка замерзла и ни одного снимка не вышло.

Николай Петрович спешит на спуск. Замерз окончательно. Солнце уже садится.

Я остался дорисовать и собрать инструменты. Захватил три камня с гривки (но позже забыл их на высоте 6800).

Ну, прощай, пик! Быстро пошел по крутому спуску догонять Николая Петровича. На седловине догнал.

Под мощными стенами кубических сбросов, маячащих силуэтами, совсем темно. Но скоро выручила луна. Желтым блином вылезла из туманной дали, не сразу, но осветила нам спуск. А подход к гривке был освещен уже исключительно ярко.

Николай Петрович немного отстает, делает передышки. Я покорно дожидаюсь. Вот и крутая часть спуска. Глубоко приходится приседать, чтобы без рывка опустить ногу в рыхлый грунт. Выше колена увязают ноги в старых следах. Кричу Николаю Петровичу:

—Легче ставьте ногу…

Но уставший Горбунов топает грузно, во весь мощный вес. Однако снег не сдал, и Николай Петрович удачно дошел до низа. Трещина также благополучно осталась позади. Ну, теперь дорога ясна и легка.

Очень тревожит состояние Александра Федоровича. Когда мы уходили, он был очень плох. Как–то он? Не случилось ли чего–нибудь непоправимого в наше отсутствие?

Быстро с подбежкой иду к лагерю. Луна ярко заливает фирны пика зеленоватым таинственным светом, отчетливо выделяя наши следы. Маленькими квадратиками показались палатки. Еще ускорил ход — и вот я уже около них. Тихо. Приоткрываю палатку.

— Александр Федорович, вы живы?

— Жив, жив, и о вас страшно беспокоюсь…

— Ну, как видите, и мы живы, и вершину взяли!..

Пока говорили, подошел и Николай Петрович. Опять поток взаимных расспросов.

«Хорошее самочувствие, очень удачно спустились», — говорит Николай Петрович и разуваясь, и вдруг замолк, пощупал ноги — они ледяшки и носки к пальцам примерзли. Вот так удачно!..

Сейчас же (о чае уже некогда думать) перетащился Николай Петрович в мою палатку и пошла работа оттирания. Одну ногу тру снегом и рукавицей. Другая одета в носок и сам Николай Петрович трет ее. И так по очереди — бесконечная, нудная, но необходимая работа. Постепенно разминаются пальцы, появляется гибкость. Пальцы уже сами гнутся, но чувствительность никак не возвращается. Прошло много времени. Высоко взошла луна — я все тер. Наконец, пальцы пришли в приличное состояние, совсем оттаяли, но чувствительности добиться так и не удалось. Решили кончить. Спать клонит (о чае уже забыли думать).

Скорее в мешок. Влез в него во всем снаряжении, исключая ботинки. Ноги оказались тоже чуток подморожены, однако оттирать не стал. Попробовал — гнутся, ну и ладно, отогреются сами. Заснул быстро и спал здорово.

4 сентября. Лагерь «6900».

Встали не рано. Чудесное ясное утро. Принимаюсь за приготовление чая. На магги что–то не тянет.

Ноги Николая Петровича двигаются нормально, но чувствительность, увы, не вернулась.

Занялся сборкой станции, Николай Петрович — кухней. Беспрерывный чай — это почти единственное, что у нас осталось. Есть еще банка шпрот (порция Николая Петровича). Но вот и она дружно опорожнена. Осталось немного шоколада — доели и его. В общем подчистили все остатки, а чай разливался рекой на все лады. Так часа два и прочаевничали.

Начали сборы. Пока вытряхивали все из палаток, да укладывались — времени прошло уйма. Все мокрое, все в снегу, все обледенелое. Нужно немного подсушить (с трудом свертывается), да и больным нужно помочь уложиться.

Сборы закончились, когда солнце сильно склонилось к вершине. Я навьючил на себя огромный рюкзак, захватил остатки деталей к станции и отправился кончать установку.

Радиостанцию подтянуть — дело нескольких минут. Соединил контакты, затем начал заклепывать пропеллер, чтобы не сорвало. При помощи кусачек довольно добросовестно укрепил его. Осталось подтянуть растяжку, установить стойку по отвесу, надеть тормозной винт.

Я уже кончал работу, когда со склона раздались крики. Приподнявшись, я увидел Николая Петровича и Александра Федоровича. Они беспомощно сидели и усиленно звали меня. Поспешил скорее собрать разбросанные инструменты, привел в порядок станцию и, вскинув свой рюкзак, быстро двинулся к ним.