На высочайших вершинах Советского Союза

Мое третье звено, по мнению Николая Васильевича, забралось в Китай и было арестовано спецгонцом Ариком. Однако позже инцидент был исчерпан и Николай Васильевич даже остался доволен их работой. (Иного ему и не оставалось, ибо он сам ошибся в расположении границы).

После завтрака иду рисовать на соседнюю вершинку (подъем на 600 метров). Хороший путь по сцементировавшейся мелкой осыпи. На вершине хватил зверский ветер. Панораму на Курумды посему не закончил, а поспешил скорее вниз. За скалами нашел заветерок и сделал еще один рисунок в сторону хребта Маркан–су — долину, лагерь. Вышло прилично.

Спускаюсь доливкой по сыпучей осыпи. В лагере уже пообедали. Мамаджан любезно подает мне суп, а главное хорошую порцию арбуза и виноград, стараясь защитить последнее от пыли.

Дальнейший план изменился. Вначале думали двинуться послезавтра с утра. (Я еще надеялся использовать завтрашний день для восхождения на хребет Маркан–су). Сейчас же решено: выходим завтра после обеда с тем, чтобы по возможности вечером же попасть на Кара–куль.

Опять строчатся статьи и телеграммы о восхождениях и исследовательской работе.

Чудесно засыпаю один в «шустере» в своем мешке.

Вечером эпопея с Лукиным. Ушел на ту сторону, к хребту Маркан–су. Приезжает караванщик и сообщает, что Лукин убил двух кийков. За ними отправляют лошадей. В лагере все в восторге. Вот это охотник! Сразу двух уложил. Я уже лег, когда пришел Лукин. Говорит: «Убил пять кийков, но трех не мог найти». Взрыв восторга. Лукина качают.

Немного позже выясняется: Лукин сломал винтовку — маузер Николая Васильевича. Тут же выясняется, как это ружье попало к Лукину. Оказалось, он взял ружье у доктора (без разрешения Николая Васильевича), объявив, что хозяин разрешил ему попользоваться им в порядке премии за восхождение. В пылу охоты Лукин прыгнул через овражек, и маузер лишился ложа. Николай Васильевич вызвал Лукина и дал легкий нагоняй.

Кому смех, кому горе.

15 сентября. Утром Лукин ездил за оставшимися кийками, но конечно, не нашел их. Авторитет его как охотника, поднявшийся на неизмеримую высоту, снизился. Однако два козла все же есть (хотя и не по десяти пудов, как уверяли вчера), но мяса все же прибавилось.

Пагода ясная. С севера со вчерашнего дня начали показываться облачка. К обеду подул ветер. После обеда сразу вьючим и отправляемся.

Вечером строем (не очень стройным) подошли к рабату[19]. Ветер треплет поставленные палатки. Машин нет. Сплю в «полудатской», снова с Давидом. Ночью словили машины, но толку мало. Шоферы отказались — перегружены.

16 сентября. Утром долго ждали. Машин все нет. Первое звено уехало на бревнах, как грачи. Обещанные машины Дорофеева не идут тоже. Решили идти пешком. Ребята недовольны, особенно Колосков («Что мы туристы, что ли?»). Заряда у него хватает надолго. Искин раскатисто хохочет. Заплеталов солидно урезонивает. Прошли около двух километров.

Вчера проходили машины ТПЭ, но их никто не предупредил, и они уехали.

И вдруг машины! Одной удалось улизнуть. Другую остановили и на нее кинулись, как звери. Устроились на весьма полной машине и, весело помахивая шляпами, укатили.

Широкая долина. Подъем на перевальчик. Крутит смерчами пыль. Неожиданно голубизна озера Кара–куль в кольце оснеженных хребтов. Быстро несется машина под уклон к озеру.

База. Располагаемся рядом в громадной палатке. Читаем запоздавшие газеты. В некоторых целые страницы посвящены нам.

Беседуем с местными жителями, говорят: «Сейчас у нас как на курорте. А вот зимой другое. Ветер с ног сшибает. Мороз до 60 градусов. Снег весь выдувает. Озеро ощерится торосами льда. Перевалы закрыты на полгода…».

Совещание. Распределение районов на последнюю исследовательскую вылазку. Я наметил для своего звена Кок–чукур–баши. Звено Давида отправляется на лошадях на юго–восток на коническую вершину километров за 40. Дадиомов — на восток, на двуглавую вершину. Николай Васильевич — на перевал Кара–джилга — Саук–дара, километров за пятьдесят, тоже на лошадях. С ним Стах и доктор.

17 сентября. С утра выдача продуктов. Плотный второй завтрак.

В 12 часов уходит первое звеню, затем второе.

У нас задержка: нет караванщика (уехал за терескеном)[20]. Ребята волнуются. Не успеем до ночи доехать до оледенения. Наконец рысью подъехал караванщик. Вышли в час дня.

Кругом равнина, песок, камень, терескен. Кажется, никогда не дойдем до первых холмов.

Слева, возможно из Китая, движется большой караван с рослыми верблюдами. Идут женщины в красивых халатах. Затем с лошадьми мужчины. А сзади большое стадо баранов. У обрывчика старого русла остановились, видимо, ждут нас, думая, что мы разъезд.

Подъем на предгорья. Идем полтора часа. Камень, песок, лишь по долинкам кое–где зеленеют лужайки. Ишаки идут плохо, отстают, часто останавливаемся. «Трава плохая», — кратко поясняет караванщик. (Действительно, ишаки шли из последних сил.)

Саша уже успокоился, не ругается и винтовку несет спокойно. Встретили большое стадо баранов. Пастух при нашем появлении на всякий случай ретировался в сторону.