На высотах духа. Делатели молитвы Иисусовой в монастырях и в миру

— Смотрите на небо? Видите, какое величие и какая красота творения. А как и что, размышлять не надо, а наступит время, то и поймете многое, как достигнется в высокой молитве. Разумом тут не поймешь, а нужно озарение. А в миру, за заботами, люди ничего этого не замечают, а, как свиньи, прости, Господи, смотрят в землю и желудей ищут. Истинное счастье и красота тому открываются, кто в Боге живет. Да, велика и благодатна сила молитвы. По сравнению с ней все прочее — прах, суета сует и всяческая суета.

Отец Тихон. Вильмуассон 6

Это было весною, в день Вознесения, в самом конце мая. Стоял теплый и солнечный день. Сирень уже почти отцвела, а на фруктовых деревьях можно было заметить небольшие груши и яблоки. Я сидел с отцом Тихоном на скамеечке в саду.

— Какая благодать! — заметил отец Тихон. — Теплынь-то. Нужно жить и радоваться. Кто творит молитву Иисусову, вот как Странник, у того в душе всегда весна. Ни к чему не надо привязываться. Не надо также жить в прошлом или в будущем. Нужно жить в настоящем, сегодняшнем дне, и за все благодарить Бога. А так все проходит. Вон святитель Тихон Задонский, мой ангел, писал: «Все как вода преходящая: был я ребенком, сиротой, бедствовал — и это прошло; был в школе бедняком, смеялись надо мной — и это прошло; кончил семинарию первым, стал преподавателем, стали уважать — и это прошло; сделали архимандритом большого монастыря, ректором семинарии, стали предо мной заискивать — и это прошло; стал я архиереем, ездил в карете цугом, бывал при Дворе, много видел хорошего и плохого, раболепствовали предо мной — и это прошло; ушел на покой, стали меня утеснять, пошли болезни — и это прошло, а там будет старость и вечный покой». Вот, Сергей Николаевич, наша жизнь. Я родился в бедной семье, учился в дорогом училище, вышел в гвардию, был при Дворе, наслаждался жизнью запоем, как Лев Толстой, — и это прошло. Пошли потом неудачи в Академии, женитьба на разведенной, интриги, отдача под суд, скорби и скорби — и это прошло. Меня сделали молодым полковником. Но я уже потерял интерес к карьере. Увидел, как все тленно и преходяще. А там война, революция, гражданская война, эмиграция, страшная болезнь, от которой я чуть не умер, а потом еще более страшная и неизлечимая болезнь жены и ее смерть, тяжелая работа чернорабочего — и это прошло. Все эти скорби и страдания привели меня к вере и к монашеству, и научился я искусству непрестанной молитвы, и всему радуюсь. Без скорбей и тяжких испытаний я бы не пришел к вере.

— А скажите, отец Тихон, — спросил я монаха, — как стяжать мир духа, как избегнуть бесполезных сожалений и иллюзорных надежд?

— Да вот как я сказал. Живите в настоящем. Довлеет дневи злоба его (Мф. 6, 34). А паче прилегайте к молитве. И тогда откроется Вам мир новый, чудный. Да что говорить! Вы знаете ночных бабочек? Они кажутся нам серыми и неинтересными, но другим бабочкам, у которых глаза иначе устроены, они кажутся замечательно красивыми, блестящими, переливающимися всеми цветами радуги. Так вот и тем, которые достигли прозрения, как Странник, мир кажется иным. Во всем видится величие Творца и Его неисчерпаемое милосердие. И как начнет увязываться молитва, то такая наступает отрада и такие открываются прозрения в сущность вещей, что и сказать нельзя. Это можно только опытно уразуметь.

— А в гордость нельзя тогда впасть?

— Очень даже можно. Но избежать такого падения можно. Преподобный Макарий Великий справедливо поучал, что без всех добродетелей можно спастись, а без смирения никто не спасся. Вон мытарь и благоразумный разбойник ничего не имели, а спаслись единственно смирением. А сатана все имел, кроме смирения, и пал навсегда. Богомыслие хорошо и размышление над великими тайнами, нас окружающими, но со смирением и без осуждения других, а иначе велика опасность. Ересиархи были людьми даровитыми, но не хватало им смирения. Они вошли в мудрование, воспротивились Церкви и погибли.

— Я читал, отец Тихон, что тибетские отшельники, которые подвизаются в повторении мантры «Ом мани падме хум», то есть «Сокровище в лотосе, приветствую тебя», доходят постепенно до великой тишины и восторга. Когда они достигают до положенного предела, то постепенно сокращают мантру и в конце концов раз ночью, выйдя из своей пещеры и глядя на величие звездного неба, говорят: «О!» — и застывают в созерцании открывшегося величия. Вот и Альберта Эйнштейна спрашивали, имеет ли он веру. Он ответил: «Да, если под ней разуметь удивление перед мудростью и величием, царящими в мире», но догматизирования он не признавал. Что Вы об этом думаете, отец Тихон?