На высотах твоих

Да, его имя Анри Дюваль. Да, он тайком пробрался на судно. Да, в Бейруте, Ливан. Нет, он не ливанский гражданин. Нет, паспорта у него нет. И никаких других документов тоже нет. У него никогда не было паспорта. Свидетельства о рождении тоже никогда не было. У него никогда не было никаких документов. Да, он знает, где родился. Французское Сомали. Мать француженка, отец – англичанин. Мать умерла, отца он никогда не видел. Нет, он не может представить доказательства того, что говорит правду. Да, ему отказали в разрешении на въезд во Французское Сомали. Нет, сомалийские власти не поверили его утверждениям. Да, в других портах ему запрещали сходить на берег. В каких? Их было столько, что он все не помнит. Да, он уверен, что у него нет никаких документов. Никаких.

Это было повторением тех же вопросов, которые ему задавали во многих других местах. К концу собеседования надежда, мимолетно осветившая лицо молодого человека, сменилась унынием и подавленностью. Но он все же предпринял еще одну попытку.

– Я работать, – Дюваль не сводил умоляющих глаз с лица сотрудника иммиграционной службы, ища сочувствия. – Пожалуйста – я уметь хорошо работать. Работать в Канаде.

Он выговорил последнее слово с запинкой, словно недостаточно хорошо заучил, как оно произносится.

– Только не в Канаде, – покачал головой офицер иммиграционной службы и обратился к капитану Яабеку:

– Я выдам ордер на арест вашего зайца, капитан. Вы отвечаете за то, чтобы он не сошел на берег.

– Об этом мы позаботимся, – заверил его агент судоходной компании.

Сотрудник иммиграционной службы кивнул:

– Остальные свободны.

Задержавшиеся в кают-компании матросы потянулись к выходу, но Стабби Гэйтс шагнул к офицеру иммиграционной службы.

– Можно на пару слов, начальник?

– Да, – ответил удивленный офицер. У выхода произошла заминка, и несколько матросов вернулись в кают-компанию.

– Насчет нашего Анри.

– А что насчет него? – в голосе сотрудника иммиграционной службы зазвучало раздражение.

– Да понимаете, Рождество ведь через пару дней, а мы будем в порту, так кое-кто из нас тут подумал, может, возьмем Анри с собой на берег, на один вечер.

– Я ведь только что сказал, что ему придется оставаться на судне, – резко оборвал офицер.

– Да знаем мы это все, – повысил голос Стабби Гэйтс. – Неужели на какие-то чертовы пять минут нельзя забыть о ваших треклятых запретах?

Гэйтс не хотел горячиться, но не совладал с обычной моряцкой неприязнью к береговым крысам, особенно начальникам.

– Ну, все, хватит! – зло сверкнул глазами сотрудник иммиграционной службы.

Капитан Яабек неспешно выступил вперед. Матросы в кают-компании замерли в напряженном ожидании.

– Тебе, педику тупому, может, и хватит, – в ярости сорвался Стабби Гэйтс, – а когда мужик почти два года не сходил с посудины, да тут еще ваше Рождество хреново…

– Гэйтс, – спокойно, но властно одернул его капитан. – Все, кончили.

Наступило молчание. Залившийся краской офицер иммиграционной службы взял себя в руки. С сомнением глядя на Стабби Гэйтса, он спросил:

– Вы хотите сказать, что этот Дюваль не был на берегу два года?

– Ну, не совсем два, – с невозмутимым спокойствием вмешался капитан. Он говорил на хорошем английском с едва уловимым норвежским акцентом. – С тех пор как этот молодой человек очутился на моем судне двадцать месяцев назад, его ни в одной стране не пускали на берег. В каждом порту, повсюду мне говорили одно и то же: “У него нет паспорта, нет документов. Поэтому он не может расстаться с вами. Он ваш”, – Капитан вопрошающим жестом поднял свои здоровенные ручищи моряка. – Что же мне теперь, скормить его рыбам только потому, что ни одна страна его не принимает?

Напряжение в кают-компании спало. Стабби Гэйтс отступил к стене, храня молчание из уважения к капитану.

Смягчившись, офицер иммиграционной службы с ноткой сомнения произнес:

– Он утверждает, что француз. Родился во Французском Сомали.

– Верно, – согласился капитан. – Но французы, к сожалению, тоже требуют документы, а у него их нет. Дюваль клянется, что у него никогда не было никаких документов, и я ему верю. Он честный человек и хороший работник. Что-что, а уж это за двадцать месяцев понять можно.

Анри Дюваль вслушивался в их диалог, с надеждой переводя глаза с одного на другого. Сейчас его напряженный взгляд остановился на сотруднике иммиграционной службы.

– Очень сожалею. Он не может остаться в Канаде. – Офицеру, похоже, было не по себе. Несмотря на внешнюю суровость, он не был злым человеком, и порой ему хотелось, чтобы правила, которым приходилось следовать в его работе, не были столь жесткими. Почти извиняющимся тоном он добавил:

– Боюсь, я ничего не могу сделать, капитан.

– Даже одну ночку на берегу? – с упрямством типичного кокни сделал еще одну попытку Стабби Гэйтс.

– Даже этого, – в голосе офицера послышалась непререкаемая решительность. – Сейчас выпишу ордер на арест.

После швартовки прошел уже целый час, и вокруг судна начали сгущаться сумерки.

Глава 4