На высотах твоих

Она показалась еще более завлекательной в тот вечер, когда Джеймс Хауден, догадавшись о чувствах Милли, овладел ею в первый раз. Даже сейчас, десять лет спустя, она ясно помнила, как это случилось: ранний вечер, в заседании палаты общин объявлен обеденный перерыв, она разбирает письма в кабинете Хаудена в здании парламента, неслышно входит Джеймс Хауден…

Не произнеся ни слова, он запер дверь на ключ и, взяв Милли за плечи, повернул лицом к себе. Они оба знали, что коллега Хаудена, с которым он делил кабинет, был в отъезде.

Он поцеловал ее, и Милли ответила на поцелуй пылко, без тени жеманства или колебаний, а потом он увлек ее на кожаный диван. Ее пробудившаяся, рвущаяся наружу страсть и полное отсутствие сдержанности удивили даже саму Милли.

Так началась та пора в жизни Милли, радостнее которой она не знавала ни прежде, ни теперь. День за днем, неделю за неделей они проявляли чудеса изобретательности, устраивая тайные свидания, выдумывая для них предлоги, урывая любую возможную минуту… Временами их роман напоминал тонкую, искусную и расчетливую игру. В иные же моменты казалось, что жизнь и любовь сотворены для их наслаждения. Обожание Джеймса Хаудена со стороны Милли было глубоким и всепоглощающим. И хотя он часто заявлял, что испытывает к ней такие же чувства, в его отношении к себе она была не столь уверена. Однако Милли гнала прочь сомнения, предпочитая с благодарностью принимать все, как есть. Она сознавала, что недалек тот день, когда наступит критический момент либо для семейной жизни Хаудена, либо для Хаудена и ее самой. По поводу исхода она лелеяла смутные надежды, но не тешила себя иллюзиями.

И все же в какой-то момент – почти через год после начала их романа – надежды эти в ней укрепились.

Близилось время съезда, который должен был решить вопрос о лидере партии, и однажды вечером Джеймс Хауден сказал ей: “Я подумываю уйти из политики и попросить у Маргарет развод”. После первого всплеска радостного возбуждения Милли спросила, а как же насчет съезда, где будет решаться, кто из них, Хауден или Харви Уоррендер, займет пост лидера партии – пост, которого они оба так вожделели.

"Да, – согласился он, нахмурившись и поглаживая свой орлиный нос. – Об этом я тоже думал. Если Харви победит, я ухожу”.

Затаив дыхание, Милли следила за ходом съезда, даже не смея помышлять о том, чего она желала более всего – победы Уоррендера. Потому что, если Уоррендер возьмет верх, ее будущее можно считать обеспеченным. Но если Уоррендер проиграет и победу одержит Джеймс Хауден, их любви, Милли это предчувствовала, придет неизбежный конец. Личная жизнь партийного лидера, который вот-вот станет премьер-министром, должна быть безупречной, не омраченной даже малейшим намеком на какой-либо скандал.

К концу первого дня работы съезда шансы Уорренцера казались явно предпочтительнее. Но вдруг по причинам, которых Милли так никогда и не поняла, Харви Уоррендер снял свою кандидатуру, и Хауден одержал победу.

Через неделю в том же самом кабинете, где все и началось, их роман оборвался.

– Другого выхода нет, Милли, дорогая, – сказал ей Джеймс Хауден.

Милли поборола соблазн возразить, что другой выход таки есть, – она понимала, что это будет пустая трата времени и сил. Джеймс Хауден оказался на коне. Со времени его избрания на пост лидера партии он пребывал в лихорадочном возбуждении, и даже теперь, когда его огорчение было неподдельным, за ним таилось нетерпение, словно он стремился поскорее разделаться с прошлым, чтобы открыть дорогу будущему.

– Останешься работать у меня, Милли? – спросил он.

– Нет, – ответила она сразу. – Не смогу. Он кивнул в знак понимания.

– Я тебя не осуждаю. Но если только передумаешь…

– Не передумаю, – твердо заявила Милли, но передумала уже через полгода.

После отдыха на Бермудах и недолгой, тут же опостылевшей ей работы на новом месте она вернулась и осталась с Хауденом. Поначалу ей приходилось нелегко – посещали воспоминания о несбывшихся надеждах. Но горечь и не видимые никому одинокие слезы не обратились в озлобление, и в конце концов любовь переросла в искреннюю преданность.

Порой Милли задумывалась, знала ли Маргарет Хауден о той длившейся почти год поре и о силе чувств молоденькой секретарши к ее мужу; в отличие от мужчин женщины постигают такие вещи интуитивно. Но даже если Маргарет и догадывалась, она мудро не обмолвилась ни одним словом – ни тогда, ни после.

Вновь вернувшись мыслями из прошлого к сегодняшнему дню, Милли набрала новый номер.

Теперь настала очередь Стюарта Коустона, чья жена сонным голосом сообщила Милли, что министр финансов принимает душ. Милли попросила ее передать сообщение и расслышала, как Весельчак Стю прокричал: “Скажи Милли, что я буду”.

Следующим в ее списке значился Адриан Несбитсон, министр обороны, и ей пришлось ждать несколько минут, вслушиваясь, как старик шаркающей походкой подходит к телефону. Когда она известила его о заседании, тот ответил безропотно и обреченно: