На выставках в Москве (1882)

Что касается прочих построек, рассеянных вне главного здания выставки, то между ними есть несколько красивых. Самою красивою и оригинальною постройкой я назову длинные здания, назначенные для помещения рогатого скота, лошадей и собак на время выставки. Эти здания тянутся длинною полосой в самой глубине выставки, по западной ее стороне. Казалось бы, чего ожидать от пустых сараев, по назначению своему бедных и однообразных? Но архитектор (которого имени я не знаю, равно как и имени каждого из прочих строителей всего лучшего и главнейшего на выставке — их было, повидимому, несколько) нашел возможность выказать и тут талантливость и чувство изящного. Над высокими деревянными столбиками, забранными от земли и до довольно большой высоты деревянными стенками, возвышаются высокие, крутые крыши, в несколько этажей, смотря по выступам здания, и с резьбой. Какая простая, повидимому, задача! Но вышло очень красиво, особенно среднее здание, манеж, назначенный для оценки и присуждения премий лошадям и животным, присланным на выставку. Хотя и совершенно в другом стиле и роде, но эти сквозные, воздушные здания понравились мне, по оригинальности своей, столько же, сколько, лет десять назад, понравились мне разные деревянные цветные постройки, легкие, стройные и оригинальные на венской выставке 1873 года. И тут, и там, высказалось даровитости гораздо больше, чем в разных парадных, торжественных, официальных постройках, в которых нет ровно ничего, кроме тоски и скуки. Так, например, большая концертная зала на выставке — преплохая, и снаружи и внутри. Неуклюжая, топорная, неловкая, неудобная и вдобавок ко всему с огромною лирой в глубине сцены. Ох, эти Греции и лиры! Видно нам никогда от них не избавиться, не только в школах почтенных, но даже и на выставках, даже и там, где Рубинштейна увертюры играют, где Чайковского хоры поют, где цыгане лихо поют и гикают, с присвистом и пляской. Немножко другою головой думал Гартман, когда он, десять лет назад, строил свой «народный театр» в Москве, на Лубянке. Во-первых, он его сделал ужасно красивым и оригинальным (иначе он, пожалуй, и неумел: но, может быть, именно поэтому театр потом и продали на слом и развезли по кускам!). Внутри он его весь убрал русскою деревянного резьбой и русскими красивыми кружевами: из кружев он устроил всю драпировку лож. А потом, когда дело дошло до фронтона и, так сказать, «вывески», «заглавия» театра, он создал чудесный фронтон из оригинальной русской орнаментистики, расположенной полукругом, и внутри вставил — что? русскую дугу, извнутри которой выглядывает голова русского народного комика, глотающего паклю и рассказывающего удивительные присказки. Кругом русские народные музыкальные инструменты, красивою группой. Кому интересно, посмотри в «Мотивы русской архитектуры» г. Рейнбота за 1875 год: там все это, по счастью, воспроизведено. Я не говорю, чтобы и в «концертной зале» нынешней выставки непременно надо было повторять и дугу, и раевщика, и балалайку — нет, зачем же? Но, я думаю, можно было придумать что-нибудь поумнее, посовременнее и понациональнее, чем нелепая какая-то лира, да и вообще можно было израсходовать на эту залу, где столько перебывает народа, немножко побольше таланта, вкуса и изящества.

Кроме конюшен и манежа, мне еще показались красивыми, из отдельных павильонов, киоски с колоколами гг. Финляндского и Оловянишникова. Они сквозные, на высоких всходах ступеньками, и сверх их крайних столбов воздвигаются очень оригинальные крыши — у г. Финляндского в русском стиле, у г. Оловянишникова в каком-то фантастическом, немного похожем на индийский, с взвивающимся кверху острием. Недурен яркий цветной павильон от мельницы г. Гуревича в Одессе, с резными петухами, расписными бревнами, карнизами, кубышками и ставнями; оригинально и художественно красиво сложен, весь из глыб каменного угля, павильон в левой стороне выставки, недалеко от большого ресторана; наконец, нехуды павильоны гг. Абрикосова (конфеты и другие кондитерские изделия) и Ланина (фруктовые воды). Но, вообще говоря, отдельных павильонов мало.

1882 г.

Комментарии

«НА ВЫСТАВКАХ В МОСКВЕ». Статья впервые была опубликована в 1882 году («Голос», 30 июня, № 174).