На взлёт!

Делать принцу ценный подарок Бенедетто не спешил. Во-первых, не было подходящего случая. Во-вторых, хотелось до конца выяснить происхождение перстня. И придумать для него легенду – красивую, романтическую...

А теперь вдруг оказывается, что леташ Дик Бенц – это барон Донатус деу Вильмготериан, старый недруг, еще со времен Академии. Если сейчас его принц изловит и повесит – это, конечно, будет приятно. Но вряд ли удастся узнать что-то о прошлом алмаза...

Впрочем, мысли Бенедетто о казни Дика Бенца оказались несколько преждевременными. Спор капитана с принцем закончился неохотным согласием принца на прекращение поисков.

– Ладно, уходим на Плотогонную, – распорядился Джиакомо. – Надеюсь, там нет неизученных комаров?

5

И после плохой жатвы надо сеять.

(Сенека Младший)

– Ушли?

– Ушли, капитан. Весь день кружили, как вороны над полем боя. А завечерело – и показали нам корму, – кивнул боцман Хаанс.

Капитан потянулся к стоящему на палубе ведру, плеснул себе в лицо воды.

Все-таки он толком не выспался. Даже сквозь сон чувствовал, что враг рядом. Поднимался, смотрел на висящий над лесом корабль, менял вахтенных. В этот тревожный день наблюдение дольше других несла Лита, раз уж проспала ночную погоню. А Отца Дик вообще велел не будить: пусть старый человек отдохнет.

А теперь, к вечеру, Маркус Тамиш проснулся, вышел из своей каюты.

Бенц подошел к погонщику, обрадовал его вестью, что преследователи ушли.

– Надо полагать, и не вернутся, – покивал Отец. – Если бы догадались, что мы в пещере прячемся, давно бы высадили десант и обшарили берега. А раз даже на озеро не сели...

– Стало быть, полагают, – подхватил капитан, – что мы либо разбились над лесом при ночной слепой посадке, либо улетели куда глаза глядят. Они же не знают, что у нас только пара измотанных лескатов.

Помощник встревожился, завертел головой:

– Мара! Эй, Мара! Где ты, дочка?

Из люка по пояс высунулась черноволосая спандийка:

– Здесь я!

– Как там наши тварюшки?

– Сначала сильно на нас обижались. Теперь Простак успокоился, лопает да отдыхает. А Лапушка еще сердится. В лепешку раскаталась, на дно легла.

– Неужто даже не поела? После такого перелета?

– Поела, но мало... Капитан, прикажи парням поохотиться. Я в корм подолью свежей крови, тут уж она не устоит.

– Прикажу, – пообещал Бенц.

Мара вновь исчезла в трюме.

– На охоту отправлю илва, – рассудил капитан. – Ночью. Ему в радость будет по ночному лесу пробежаться.

– А пока не стемнело, – подсказал погонщик, – надо бы послать кого-нибудь в деревню.

– Зачем? – не сразу сообразил Дик.

– Ну, в лоции же сказано: прикормлены. Надо им немного деньжат подбросить, чтоб помалкивали насчет нашей посадки. Нам на озере не один день ремонтироваться.

– Эх, – с досадой выдохнул капитан, – как же не вовремя прицепился к нам этот «Блистательный»! Мало того что с курса сбились и ночь в облаках потратили, так еще и чинись теперь! А груз, между прочим, ждут покупатели, и будет нам за опоздание вычет из платы!

– Как сказал франусийский философ Ледьер, – тому, кто боится града, незачем распахивать поле. Ну, угодили мы под град, капитан...

– Прибыль и так еле-еле покрывала расходы! – не подался Бенц на философское утешение. – А теперь, похоже, в долги влезем. – И зло усмехнулся. – Последние штаны придется продать. Так и буду ходить – без штанов, но с пистолетом. Чтобы пристрелить первого, кто хихикнет.

Он махнул рукой: что, мол, скулить, от скулежа денег не прибавится. И подозвал Райсула:

– Пока не стемнело, отправляйтесь с юнгой в деревню. Шлюпку спускать не стоит, пусть возьмут «трофейную» лодку.

«Трофейной» экипаж называл небольшую лодку, доставшуюся им после визита на борт «Миранды» наемного убийцы.

– Кланяйся старейшине, – продолжал капитан. – Пообещай деньжат за гостеприимство, точную сумму называть не надо.

Капитан говорил по-халфатийски. Он всю прошлую зиму старательно изучал этот язык: многие контрабандные товары шли из Халфата, а переговоры всегда удобнее вести без переводчика.

Райсул все реже поправлял своего способного ученика. Вот и сейчас он ответил только: «Да, капитан!» – тоже по-халфатийски.

– Да, и не вздумайте купаться! – спохватился капитан. – Почему – не знаю, но лоции надо верить.

6

Храбрость тем дороже, чем больших она стоит усилий.

(Д. Б. Шоу)

Налегая на весла, Райсул поглядывал на опускающееся за лес солнце.

– Возвращаться придется в темноте.

Сидящий на руле юнга усмехнулся. Темноты он не боялся. Он боялся одиночества и – гораздо больше – чужих людей.

– Райсул, а тот корабль не вернется?

– Зачем ему возвращаться, да? Ушел так, что на грифоне не догонишь.

Юнга знал, что последние слова – просто присказка халфатийцев. И все же встрепенулся, распахнул глаза:

– Райсул, расскажи про грифонов!

Халфатиец помолчал, подставив смуглое лицо закатным лучам, что сочились сквозь еловые лапы. Ели столпились у берега, как вражеское войско, молчаливое, провожающее взором пришельцев...