На задворках мира

Немейский лев грызет Геракла с хрустом,

Разит Эрота Фебова стрела;

Киприда же, в чем пена родила,

На хитром ложе любится с Прокрустом.

В изгнании великий умер Пан,

Сиринга мчит, преследуема быдлом;

Полны конюшни Авгия – повидлом,

И трезвенник Силен от жажды пьян.

И свой же лик Нарциссу ненавистен,

И мучит уши пение сирен;

И Хронос, похотливый старый хрен,

Срывает лифчики с кричащих Истин…

Троянский конь – могучий коренник,

А пристяжные – Хризаор с Пегасом.

Вопи, Орфей, в пустыне скорбным гласом! –

Все мчится птица-тройка напрямик:

Несется, вдаль безудержно стремясь,

И сеет за собой метаморфозы.

Как хороши, как свежи были розы,

Моей страною брошенные в грязь!

На помраченный век пенять Судьбе –

Негоже: ты – посланник, хоть и пленник.

Но все же, дорогой мой современник –

Ужель и правда весело тебе?

17 августа 1990

После битвы

Гей вы! слушайте, вольные волки..!

Валерий Брюсов

На скатерти снегов – огрызки тел.

Сначала – левый глаз, а после – правый, –

И сытый ворон медленно взлетел,

Запасливо неся кусок кровавый.

Седок примерз к убитому коню,

И волчье солнце встало над равниной.

В нехитром списке волчьего меню

Сей ночью – человечина с кониной…

Нагих и мертвых вьюги замели;

Орда ушла, укутана в тулупы.

Кочевник, хищный гость чужой земли,

Не прибирает вражеские трупы.

И гимном вольной жизни кочевой

Вороний грай звучит, – и волчий вой.

1986. 2006

От – и до

От варяга – до опричника,

От святого – до язычника,

От единого – до розного,

И от Мудрого – до Грозного.

От блаженного Василия –

До босяцкого насилия,

От высот – до дна до самого,

От Яфетова – до Хамова…

А от чистого – да в сторону,

А от голубя – да к ворону:

Гонит рок лихую братию

От пророчества – к проклятию.

Коль от грабелек – до сабельки, –

Так от морюшка – до капельки:

От растерзанного барина –

До симбирского татарина,

От царево – до Емелино,

От дозволено – до велено;

От убранства – до убожества,

От любви – до скотоложества,

От позора – до побоища,

От побоища – до гноища…

В саду ягода смородина!

От и до вкусила Родина:

От свободного парения –

До свободного падения.

8 октября 1992

* * *

На челе его горит…

А. К. Толстой

И не помнил Бога, и не ведал страха

Снявший с Государя шапку Мономаха.

Мчатся год за годом, и за горем горе…

И все легче шапка.

И горит на воре.

9 сентября 2007

* * *

Памяти моего прадеда, генерал-майора Григория Степановича Шувалова, расстрелянного большевиками в Крыму

России нет – она себя сожгла…

Максимилиан Волошин

Оплачь ее. России нет в помине.

И пахари мертвы, и палачи,

Заржавели орала и мечи,

И тать угрюмый крадется в ночи

На голос вопиющего в пустыне.

Угас огонь. И тает струйка дыма.

Все истребил Кащеевский разбой.

Убийцы спят бесчувственной гурьбой,

И плещет море крови голубой,

Баюкая счастливый берег Крыма…

Скончалось царство бешеного волка –

Смердящего настанет царство пса!

Не ждите чуда, девица-краса:

Молчат вокруг столетние леса,

И в стоге сена спряталась иголка.

13 февраля 1993

Фотоснимок

Голодный – тих, бездомный – робок…

Задворки каменных коробок.

Забыв вражды старинный зуд,

Собака с кошкою бок о бок

Кусок отысканный грызут.

Зверь, притерпевшийся к нужде,

Отверг звериные скрижали.

Одной бедою вас прижали –

И, словно при лесном пожаре,

Вы позабыли о вражде.

1986

Синий троллейбус

Геннадию Зельдовичу

Твои пассажиры – матросы твои…

Булат Окуджава

Задняя дверь отнялась у троллейбуса.

Выйти – что выдать решение ребуса!

Публика зычно взывает к водителю,

Будто ребенок капризный к родителю.

Здесь поголовно становятся ловкими,

Крепкими – между двумя остановками.

Публика рвется сквозь крики и прения,

Публика борется с силою трения,

Публика смята, зажата, раздавлена;

Здесь торжествует учение Дарвина.

Двери берутся младыми и старыми,

Словно ворота Рязани татарами:

Людям не терпится выбраться первыми,

А не за разными прочими стервами.

В синем троллейбусе душно от ругани,

В синем троллейбусе дети испуганы,

В синем троллейбусе – давка и паника.

В синем троллейбусе – гибель «Титаника».

21 января 1985

До – и после

I.

Налагали вериги,

Объявляли устав,

И порочили книги

Не листав, не листав…

Если власть-недотрогу

Огорчишь невзначай,

Если ступишь не в ногу –

Отвечай, отвечай,

Раскрывая не шире,

Чем положено, рот!

Но машинка четыре

Экземпляра берет.

И запретная Муза,

Неизменно бела,

В черном чреве Союза,

Как Иона, жила…

А служители Феба,

Как во все времена,

Много просят ли? Хлеба,

Табаку, да вина –

Пусть маячит упрямо

И в морозы, и в зной

Тень ревнивого Хама

Над ленивой страной –

В переплетные глянцы

Не стремятся они,

И, как древле спартанцы,

Могут биться в тени.

II.

Стали падшею кастой

Нагонявшие страх,

И в кремлевской, в зубастой

Заворочался прах.

На верху пьедестала –

Пустота, пустота,

И не стало, не стало

Живоглота-кита.

И разверзлась утроба,

И выходим на свет,

Как из черного гроба…

Только берега – нет.

Молкнут ритмы отныне:

Ничего впереди!

На бездонной равнине –

Даже эха не жди!