На задворках неба

Когда сработали заложенные в стены и потолок заряды, он надеялся, что вторженцам пришёл конец. Увы, эти твари почуяли подвох и так припустили, что успели до взрыва бомб в ящиках на полу. Всё что осталось Стентону и остальным, это занять новую линию обороны.

Время шло, а эти подонки не появлялись. Всего несколько минут спустя, пришло сообщение, что грёбаные русские прорвались на завод, снова обманув их. Дверь в тот сектор оказалась заклинена и теперь у врагов был только один выход наверх на аэродром. Если, конечно, они смогут прорваться через засаду в цеху.

Сейчас Эб сидел за бруствером из труб, заполненных полимерной бронёй потрошителей. Время текло невыносимо медленно, словно пюре, которым их, ещё малышей, кормили в тринадцатом. Какая гадость, вспоминать противно! Да ещё и кислородная маска была ему мала и постоянно давила на переносицу.

То и дело он высовывался, поглядывая на индикатор лифта, поднимавшего ракетоносцы. Враги явно никуда не торопились, и платформа вот уже минут двадцать находилась внизу. Офицер ждал подвоха. Может быть, они попытаются открыть люк, а потом выбраться по верёвкам прежде, чем поднимется машина. Но в этот раз Эб Стентон не сплохует! Ещё чуть-чуть и эти гады ответят за его парней.

Вдруг отовсюду донёсся странный механический стремительно нараставший шум: скрип, грохот, вой гул. Все крутили головами, и только Стентон ждал, глядя в прицел своей гаусовки. Индикатор по-прежнему показывал, что лифт остаётся в нижнем положении, но Эб не отрывался от своего бдения. И надо сказать был вознаграждён. Когда звук стал совсем невыносимым, из заглублённого в пол люка показались первые детали ракетоносца.

Неспешно угольно-чёрная туша аппарата появлялась над полом. Офицер сосредоточился, ища русских. В глаза ему бросилась надпись белой краской — «оставь надежду». На черной броне ракетоносца она смотрелась предельно чужеродно.

Сами русские, толи прятались с другой стороны корпуса, толи пытались просто их отвлечь машиной, а сами пробирались как-то иначе. Сзади потрошителя стояла целая пирамида ящиков, закрывавших обзор. Стентон весь обратился в зрение и это его спасло, когда машина полностью поднялась, он успел заметить слабое свечение в щели между ящиков.

— Ложись! — Закричал Эб, но остальные, кажется, просто его не слышали. Они открыли беспорядочную пальбу по неуязвимому для их пуль ракетоносцу.

А потом случилось именно то, чего он боялся. Словно снаряд потрошитель с оглушительным рёвом рванулся вперёд прямо к крохотному квадратику серого неба, видимому сквозь выход на поверхность. Стоявшие за ним ящики просто разорвало. Находившаяся в них жижа, в мгновение ока разлетелась по ангару, облепляя всех, кому не хватило ума лечь за бруствер. Пылающие, словно факелы, люди метались, сталкиваясь друг с другом и поджигая товарищей.

Стентон высунулся из-за бруствера как раз вовремя, чтобы увидеть двоих русских бегущих к резервной машине, стоявшей, чуть в стороне. Один из них был весь покрыт кровью. Эб вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Пуля пробила руку кровавого, в которой тот держал кусок какого-то материала, кажется, брони потрошителя. Обломок отлетел и покатился по полу.

Враги ускорили бег, прыгая туда-сюда. «Не уйдёшь» — вторая пуля ударила другого русского в плечо и пробила броню. Противник упал вперёд и с явным трудом стал подниматься, помогая себе механическими руками.

Кровавый с пробитой рукой, из которой на пол летели капли жидкости и искры, резко повернулся и вскинул оружие. Эб упал на пол. Пули пробивали бруствер, но не могли достать его.

Он вновь подскочил и увидел, что враги продолжили свой путь к ракетоносцу. Офицер прицелился и тут на него налетел живой факел. Он вынужден был отскочить и, принялся валяться по полу, сбивая пламя с брони.

Эб выкатился из-за бруствера и, оказавшись на животе, секунду целился, а потом снова выстрелил. Попав здоровому врагу в плечо, но лишь снова поломал механическую руку, помешав тому тащить товарища.

Русский резко развернулся и с какой-то нереальной грацией, внезапно оказался на одном колене. Он вскинул оружие. Мгновение и ствол его окрасился голубоватой плазмой.

Эб резко покатился в бок, потом в другой Пули барабанили об пол вокруг него. Вдруг мир взорвался невыносимой болью, левое плечо словно горело огнём, а рука не поднималась.

Лишь огромным усилием Стентон не потерял сознание. Правой ещё рабочей рукой он приподнял винтовку и стал стрелять наудачу по удаляющимся фигурам. Энергии осталось всего на три выстрела. Отстрелявшись, Эб уронил винтовку. Потом, матюгнувшись, перевернулся и стал перетягивать раненную руку жгутом.

* * *

Рамирес был вне себя от радости. Как давно он не ощущал этого пьянящего чувства, когда ты несёшься на предельной скорости, разрывая тугой воздух.

Сквозь сотни тысяч световодов, встроенных в броню потрошителя, он видел мир, словно фасеточными глазами насекомого. В такие моменты Хуан Мария представлял себя стрекозой. Самой настоящей яркой стремительной и смертоносной стрекозой. Этим безжалостным ужасом мира насекомых.