На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы

– Очень хорошо, – спокойно рассудил Сущев-Ракуса. – Вы, любезный Бруно Иванович, дайте им докопаться, а потом арестуйте с поличным… Только не понимаю я, зачем вы меня-то позвали?

– Как зачем? Вы же обязаны…

Губернский жандарм посмотрел на князя Мышецкого, но ответил в сторону полицмейстера:

– Вы не учите меня: я свои обязанности знаю. И в уголовные дела вмешиваться не стану. Своих дел – во как, под козырек самый!

– Помилуйте, – взмолился Чиколини, – какие же это уголовные? Мои обираловцы не такие дурни, чтобы на банк польститься! Им пальтишек да часиков хватает… А тут ведь – как репа пареная… Явная экспроприация в пользу одной из социальных партии!

Сущев-Ракуса взмахнул перчаткой, резко обрывая полицмейстера.

– Не выдумывайте! – сказал он. – Я лучше вас знаю положение в губернии. И сейчас не найдется в Уренске человека, который бы осмелился возглавить столь рискованное предприятие. Это – ваши, Бруно Иванович.

– Как бы не так… – фыркнул Чиколини.

– И баста, – заключил жандарм.

Чиколини сложил ладони перед собой на католический манер, воззвал к Мышецкому с мольбою:

– Вот и всегда эдак-то. Заступитесь, ваше сиятельств. Аристид Карпыч, не при нем будь сказано, какой уже раз отпихивается от своих дел. А потом, когда моя полиция в лепешку расшибется, он и забирает славу к своим жандармам!

Сущев-Ракуса дружески обнял полицмейстера, пощекотал его бледную, до синевы выбритую щеку усами:

– Ах вы старый кляузник! Как вам не стыдно перед его сиятельством… Люблю я вас, Бруно Иванович, люблю. Но вы не грешите: это ваши обираловцы копают под банк. Вы меня не проведете…

Аристид Карпович развернулся, щелкнув перед Мышецким каблуками и, прижимая к груди котелок, направился к выходу.

– Проклятая жизнь! – вздохнул Чиколини, огорченный. – Ну, что ж, идите с богом, а я останусь… Вот дождусь ночи, послушаю, как они – шибко ли скребутся?

Почесал себе в затылке, хмыкнул:

– А может – крысы, ваше сиятельство? Мышецкий обратился к полицмейстеру:

– Бруно Иванович, около полуночи приоткройте двери. Я, может быть, хотя и не обещаю, загляну к вам на минутку. Вместе послушаем…

Сущев-Ракуса подождал во дворе вице-губернатора, любовно тронул его за локоток:

– Напрасно беспокоитесь, князь, Чиколини – старый фантазер. Я в его авантюрах участвовать не буду.

– Но вполне возможно, что Чиколини и прав? Может, это действительно экспроприации? И затеяна она как раз местными революционерами?

– Не верьте, Сергей Яковлевич, – утешил его Сущев-Ракуса. – Теперь революционер дохлый пошел, он больше книжки читает. А прочтет – болтать начинает. Государственный банк – дело не шуточное, тут смелость нужна!

Помолчав, Мышецкий признался:

– А мне сегодня одну гадость подсунули…

– Это я подсунул, ваше сиятельство, – вдруг рассмеялся жандарм. – Изъял из обывательской почты!

– Вы? – удивился Мышецкий.

– Конечно же, князь. Пока я в Уренской губернии, вы за мною, как за каменной стеной!..

Сергей Яковлевич откровенно спросил жандарма об Атрыганьеве, и полковник ответил так:

– Меня больше занимают деповские социалисты. На всякий же случай, спешу предупредить вас, князь: хоругви и знамена этих «союзников» хранятся в кафедральном соборе. Мелхисидек мелет муку, которую подсыпает ему Атрыганьев, – так вы, князь, не оступитесь между жерновами!

– Постараюсь быть осторожным, – сказал Мышецкий.

– Во-во, – похвалил князя жандарм. – Осторожность не помешает…

Мышецкий не заходил в эту ночь в банк, но утром Чиколини сам явился к нему в присутствие – серый от бессонницы и мрачный. Не спеша поставил в угол шашку, откинул полу старенькой шинели, достал платок и высморкался.

– Ну? – подстрекнул его Сергей Яковлевич. – Что там?

– Мужик умер на Петуховке, – сказал полицмейстер. – Сей день хоронить будут. Говорят, от холеры…

– Постойте, сначала – о банке. Подтвердились слухи или же пустое?

– С банком все ясно, – пояснил Чиколини. – Копают сволочи, и здорово копают. С часу ночи до пяти утра непрестанно. Видно, спешат. Больно деньги понадобились. Скоро и наверх вылезут…

Сергей Яковлевич помолчал, раздумывая.

– Ну, а что за мужик там помер?

– Да квасом торговал. Признаки нехорошие, а вскрывать не дали. Посылал я наряд полиции – так не дали окаянные покойника в больницу везти…

Мышецкий позвал к себе Борисяка:

– Господин инспектор, вам известно о покойнике с Петуховки, которого сегодня хоронят?

– Безусловно, князь.

– Причина смерти?

– Неизвестна.

– А вскрытие?

– Господин Ениколопов заявил, что это инфлюэнца.

– Но я слышал, что у покойного была холерина?

– И, однако, делать вскрытия не стали.

Сергей Яковлевич не сдержался – трахнул кулаком по столу.

– Почему не стали?..

Борисяк ответил с достоинством:

– Не дерзите, князь. Ениколопов отказался делать вскрытие, ссылаясь на свой диагноз, а родственники покойного отбили труп у полиции.

– Ну а вы-то на что существуете?

– Дайте мне ваши права, и я заставлю делать вскрытие.

– Может, вам еще пушку дать? – Мышецкий подскочил к Борисяку, вытянул перед ним руки: – Почему всё я… все я должен за вас делать?