– Ничего, мадам, – утешал Сергей Яковлевич, – сейчас все пройдет…
Впрочем, эти подмостки им скоро надоели, нетерпение Монахтиной было слишком велико (что хорошо понимал Мышецкий), и они оба спустились на грешную землю.
– Река еще не вскрылась, – сказал Сергей Яковлевич, – а первый эшелон уже подходит.
– И вы…
– И я не знаю, что делать!
Конкордия Ивановна скинула со лба полотенце и села в постели среди разбросанных подушек.
– Вам нужно выдержать испытание этой весны, – ответила она так же прямо и честно, и Мышецкий кивнул, соглашаясь. – Дальше вам будет легче, и тогда мы…
Она остановилась, проверяя, как он отнесется к этому рискованному «мы». Но князь не возражал.
– И тогда мы с вами, – закончила Монахтина уверенно, – будем в безопасности!
Мышецкий думал: «Вот, наверное, так она начинала и с моим покойным предшественником».
– Милая Конкордия Ивановна, – заговорил он снова, – я недавно видел, как упал мужик с крыши. Он летел вниз, но напротив моего окна тело его как бы замерло в полете. Я теперь часто вспоминаю этого мужика и… лечу, лечу, лечу! Где-то и я, прежде чем разбиться, остановлюсь на мгновение…
По наморщенному лобику Конкордии Ивановны вице-губернатор понял, что сейчас она усиленно вдумывается в его слова.
– Мне нужна ваша помощь, – заявил он открыто, и лоб женщины просветлел. – Вчера я посетил хлебные магазины…
Он улыбнулся и покрутил пенсне за шнурок, намотанный на палец. Конкордия Ивановна терпеливо выжидала.
– Мне показали запасы зерна, – договорил Мышецкий. – Это не зерно, а – дрянь, мусор. Все перегорело… Они думали, что я ничего не понимаю. Но на это хватило даже моих скромных познаний.
Конкордия Ивановна по-прежнему молчала, и это показалось Сергею Яковлевичу невыгодным в единоборстве с женщиной. Он решил вызвать ее на разговор.
– А вот Мелхисидек… – начал он.
Карий зрачок женщины заметно округлился.
– Мелхисидек, – повторил князь и замолчал. Надо было что-то отвечать.
– Да, – признала Монахтина, – преосвященный дорожит моей дружбой…
Пенсне продолжало кружиться и вспыхивало искоркой. Раз! – Мышецкий перехватил его на лету и плавным жестом поднес к переносице.
– Конкордия Ивановна, – сказал он, – мне известно, что для вас нет ничего невозможного в Уренской губернии…
– Вы мне льстите, князь! Я только слабая женщина.
– В этом-то ваша сила. И – не спорьте…
Ох, как она сейчас наслаждалась – даже затихла вся, собралась под одеялом в сладострастный комочек, а по всему телу ее пробегали какие-то стреляющие токи.
– А что бы вы хотели, князь? – не утерпела она. И тут же получила определенный ответ:
– Весь запас монастырского хлеба!
– Но я…
– Нет, не смеете отказать! – властно остановил ее Мышецкий. – Я знаю, что Мелхисидек скуп и жаден, но в его епархии очень богатые закрома. Мне он откажет, вам – никогда!
– Вы слишком уверены во мне, – растерялась Монахтина.
– Вы не откажете мне, а Мелхисидек не откажет вам!
– Но зачем вам столько хлеба?
– Мне нужен хлеб.
– Уж не собираетесь ли вы…
– Да, собираюсь! Положение в губернии ужасное. Северные уезды уже глодают кору деревьев. Снабжение переселенцев не налажено. Но мне нужен хлеб, – считайте, что лично мне, – чтобы пустить его под яровые… Иначе – мор!
Конкордия Ивановна затихла.
«Решает, сколько содрать с меня?» – подумал Мышецкий.
– Не знаю, – проговорила женщина, – согласится ли его преосвященство. Я попробую, но…
Смотря прямо на нее, Мышецкий диктовал ей свою волю. «Ну же! Что же ты медлишь? – грабь…»
– Но боюсь, что Мелхисидек потребует за это некоторых услуг…
– С вас или с меня?
– Боюсь, что с меня, – призналась хитрунья. Далее было уже не столь трудно.
– В таком случае, – ответил он, – вы вправе требовать услуг от меня…
Кажется, договор состоялся. Он ушел от Монахтиной, всю дорогу раздумывая: не допустил ли какой-либо ошибки?
«Может, – мелькнула мысль, – и мой предшественник начинал вот так же?..»
Он обрел деловитое спокойствие сразу же, как только ему доложили о подходе к Уренску первого эшелона.
– Хорошо, – сказал он, потирая руки. – А что султан Самсырбай? Есть какие-либо известия от него?
Нет, пояснили ему, степной властелин еще кочует где-то на раздолье предков и посланные гонцы не вернулись. Сергей Яковлевич приказал звонить на вокзал:
– Пусть приготовят губернаторскую дрезину. Я проедусь вдоль нового полотна…
Через полчаса он выехал из города. Мелькнули напоследок хилые мазанки уренских окраин, и дорога потянулась вдоль высокой зашлакованной насыпи. С гудением дрезина врезалась под стонущие фермы железного моста, пробежала верст двадцать плюгавым жидколесьем, пошли мелькать подталые бугры, в синеве неба стреляли быстрые ласточки.
Кое-где выступали из-под насыпи жилые землянки, над которыми болталось для просушки белье, бродили по крышам козы. Иногда – на звук дрезины – выбегала из землянки баба и, приложив ладонь к глазам, долго смотрела ей вслед.
– Будущие станции, – пояснил машинист. – Дорога-то молодая, у нашего генерала до всего руки не доходят…