На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

«Осенив Себя Крестным знамением, объявляю сим всему Народу Русскому… Российские законы о Престолонаследии не допускают, чтобы Императорский Престол оставался праздным… А посему Я, Старший в Роде Царском, Единственный Законный Правопреемник… Сына же Моего, Князя Владимира Кирилловича, провозглашаю Наследником…»

И подписано: «Царь КИРИЛЛ I». Сергей Яковлевич был возмущен: почему ему не доверяют? Воображение его сплело целую хитроумную паутину. Ивонна Бурже путалась с Владимировичами, как раз с этим Кириллом, ОГПУ знает о шашнях князя с Ивонной, отсюда и вывод.

Захватив «манифест», он отправился на площадь перед Зимним дворцом, просил следователя принять его безотлагательно.

– Как вам не стыдно! – сказал Мышецкий. – К чему эта неумная провокация? Если вы мне верите – так и верьте. А за «манифест» мне доставалось еще при его величестве. Я им отныне не верю!

Следователь показал ему целую пачку таких «манифестов»:

– Вот! Не вы первый… И не мы вас провоцируем, а действительно сам «царь» Кирилл пишет вам из Парижа, чтобы вы знали – царь уже имеется… Что вас смутило, гражданин?

– Но откуда Кириллу знать, что я проживаю по Софийской улице, дом 2, когда Кирилл никогда и не был на этой улице?

Следователь листанул старый справочник «ВЕСЬ ПЕТЕРБУРГ»:

– Вот и вы, Сергей Яковлевич, церемониймейстер и помощник статс-секретаря, Фурштадтская, 14, со второго подъезда… Так и подбирают из тех, кто был на виду в прежнее время. Ну, нашли и Софийку, это нетрудно – через справочный стол.

– Вы, пожалуйста, сделайте так, – сказал Сергей Яковлевич, успокоенный, – чтобы царь Кирилл более не писал мне. Я и в старые добрые времена не считал его за джентльмена, а теперь… Право, пусть он больше не пишет!

Софийская улица – всего лишь проулок, что углом выходит с Международного (бывшего Забалканского) проспекта на Обводной канал, а вдоль всего проулка тянется большой коммунальный дом, в нем-то и проживал отныне Сергей Яковлевич в квартире из трех комнат, занимая одну из них по праву социального распределения.

Вошел как-то сосед, рабфаковец Коля, и сказал:

– К тебе, Сергей Яковлевич, старушка какая-то… Выйди.

На пороге уже стояла старуха, чем-то отдаленно похожая на него самого, на бывшего князя Мышецкого. Грязные обрывки фуфайки покрывали ее согбенную фигуру, а седые патлы волос свисали из-под ситцевого платочка.

– Додо? – заплакал Сергей Яковлевич.

Додо швырнула на кровать нищенскую котомку:

– Я, милый, я… Сережа, была я там, куда и ворон костей не заносит. Прошу тебя…

– О чем, Додо?

И сестра поклонилась ему со страшной улыбкой:

– Не изгони! – сказала. – Более идти некуда…

Жизнь пошатнулась. Додо пропадала на барохолке, что-то маклача, что-то организуя, что-то секретничая от брата. Но результат спекулятивных напряжений был один и тот же – все пропивалось.

Додо – тоже было то старое, что хватало его за ноги, увлекая назад… «А что делать? Ведь и правда: не изгонишь…»

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

После конфликта с Бобром, Сергей Яковлевич на некоторое время вернулся к пиле и топору, памятным еще по отсидке в «Крестах», пилил и колол дрова по дворам Ленинграда. Заработок был вполне приличный. Потом он устроился на «Ленфильм»… Кем? – Он и сам точно не мог сказать, кем являлся, но все относились к нему с уважением. Например, снимается какой-либо фильм из прошлого…

Сергей Яковлевич иногда вмешивался, говоря:

– В сценарии, товарищи, сказано: дом среднего дворянского достатка… Так? Но вот у вас на стене висит портрет дедушки героини фильма. Так? Какой же это орден? Андрея Первозванного – такие ордена давали право на третий класс по Табели о рангах. Следовательно, дом уже не может быть среднего достатка… Значит, или дом высшего достатка, или убрать этот портрет!

Или так:

– Что это у вас, товарищи? – говорил Мышецкий. – Дама высшего света сидит в первом ряду театра! Ну, разве же станет дама высшего света сидеть в первом ряду? Никогда… Это же – неприлично, это низкий пошиб. Первый ряд занимают всегда биржевики, купцы и вообще все те люди, вкус которых сомнителен…