На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая ворона

А за вагонами первого класса потянулись громыхающие теплушки, натисканные рванью и голью переселенцев. Дети наивно (еще не ведая, что их ждет) махали руками уходящей станции, которая пропадала вдали… Вспомнил Борисяк безрадостное Свищево поле.

«Будет пожива», – подумал, вспомнив погосты и приют сирот…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Бенигна Бернгардовна Людинскгаузен фон Шульц стояла на этой уренской земле твердо, как солдат. Какая стать, какой взор, какая убежденность в своей непогрешимости!.. Заслугу изгнания Мышецкого из губернии она приписывала исключительно себе.

– Там, моншер, – показывала она пальцем на потолок, – там меня знают и помнят! Да и как не запомнить: перстень с бриллиантом – от великой княгини Евгении Максимилиановны, табакерка с алмазом – от принца Ольденбургского… Я сохранила связи!

Жизнь этой почтенной гадюки складывалась удачно. Еще один год службы на ниве народного попечения, после чего – отставка и солидная пенсия. А там ее ждет добродушный фатерланд с приятными родичами и утренним кофе, подаваемым в постель чистенькой фрейлейн в той самой кружке, которую так любила прапрабабушка.

Не хватало только – увы! – любви. Ужасный губернатор разорил девичье сердце. Во мгле российских странствий затерялась поздняя любовь – Павлуша фон Гувениус (саранчовый).

– Вернись, о юноша! – молилась она по вечерам…

В этой длинноногой жердине с таким же длиннющим именем-отчеством жила пылкая чувственность. Ну, конечно, она еще встретит того, который сложит к ее стопам ворох душистых тубероз, покрытых нежной утренней росою…

– Где ты, о юноша? Ты меня слышишь?..

Сегодня она сидела в своем кабинете, и чуткое ухо Бенигны Бернгардовны воспринимало шорохи непонятной для нее жизни сирот. Скоро уже вести на обед первую партию. Эти маленькие грязные существа, словно поросята, будут после сытного и обильного обеда рыться в отбросах помойки, поедая их ненасытно… «Фи, фи!»

Бенигна Бернгардовна обозревала сейчас статью Лины Кавальери[6] под названием «Как я вырастила бюст»:

«Читая свидетельства древних и созерцая творения великих ваятелей классической эпохи, – писала Кавальери, – невольно изумляешься уменью гречанок сохранить красоту своих форм даже в зрелом возрасте. Между тем женщины древности никаких корсетов и грудодержателей не знали…»

– Я тоже не знаю, – сказала Бенигна Бернгардовна, поправив пенсне. – Правда, будем справедливы: бюст у меня отсутствует…

В конце статьи сообщались ценные сведения, как развить пышные формы бюста, которые «надолго сохранят женщине обожание любящего мужа и вызовут вполне оправданные восторги поклонников». Выход был таков: каждый день надо есть грецкие орехи!

– Все ясно, – сказала Бенигна Бернгардовна, выпрямляясь. – Конечно, мы еще мало знаем и изучаем древних…

Срочно отрядили двух дюжих дворников на базар. К ногам начальницы были доставлены мешки с орехами. Сирот разбили на отряды, с приказом – извлекать из орехов сочные, вкусные ядрышки.

– Чтобы занять им рты, – приказала воспитательница, – дабы они не вздумали есть мои орехи, велим им… петь!

Приют наполнился пением и треском. Персонал приюта (из подхалимства) тоже не бездельничал. Шли в ход утюги и скалки. А сама Бенигна Бернгардовна, заложив орех между дверей, закрывала их резко, и громко лопалась скорлупа – готово! Приют сирот трещал, как доисторическая митральеза, вступившая в сражение…

Все было замечательно, но вдруг…

– Что это есть такое? – закричала начальница, бледнея.

Прямо на нее по коридору приюта шагал высокий чопорный человек и смотрел на нее еще издали, как на противную жабу.

– А вы еще здесь, сударыня? – остановился князь Мышецкий на пороге ее кабинета. – Как вступивший в должность уренского губернатора, прошу вас раз и навсегда…

– Нет! Нет! Нет! – закричала Бенигна Бернгардовна.

– …раз и навсегда оставить вверенную мне губернию.

– Как?

– Как лицо злоумышленное, – отчеканил Сергей Яковлевич и повернулся к дверям. – Бруно Иванович, – наказал князь полицмейстеру, – проследите… Вы лично отвечаете передо мною за исполнение сего! Двадцать четыре часа – срок крайний и последний…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

С выпученными глазами бежал по улице Осип Донатович Паскаль.

Домчал до дома Конкордии Ивановны, оттолкнул прислугу.

– Приехал! – крикнул, сразу осипнув.

– Ой, худо мне… Миленький князь!

Монахтина схватила Паскаля за воротник, горячо целуя:

– Приехал, князинька мой приехал… Голубчик! Мы покажем…

– Меня уже выгнал, – приуныл Паскаль.

– А обо мне? Обо мне спрашивал?

– Ищут Огурцова!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

– Ваше сиятельство, – доложили князю с почтением, – Огурцова нашли и доставили в присутствие…