На закат от Мангазеи

- Не знаю, какие-то неместные. То ли с далекого восхода, из ледяных пустынь за Енисеем. То ли напротив, из южных лесов. Туманно все это мне было передано, а теперь уж и переспросить не получится. Тот род, где мне это рассказывали, вымер прошлой зимой то ли от болезни, то ли еще от чего. Никого не осталось.

- Может, их убили? Я слышал, недавно несколько самоедских родов было уничтожено ярганами.

- Может и убили. Ярганы давние враги здешних племен. Расспроси других самоедов, возможно, что и узнаешь. Хотя, я бы на твоем месте не надеялся. Даже если, что и скажут, всему не верь, могут и за нос поводить.

Макарин огляделся. Красное солнце уже касалось деревянных острожных стен на закате, и все вокруг становилось темным и мутным, будто скрытым в пелене.

- Хотелось бы глянуть ту поляну, где собирался караван, - сказал он. – Она далеко?

Священник нахмурился.

- Она недалеко, но на твоем месте я бы туда не ходил.

- Отчего же. Это если и не место преступления, то хотя бы место приготовления к нему. Осмотреть его в первую очередь надобно.

- Ничего не найдешь. Там год назад-то ничего не было, а теперь и подавно. Один мусор.

- Ты, батюшка, даже не представляешь, что иной раз можно найти в мусоре.

- Дело хозяйское, - отец Иннокентий перекрестился. – Как за посад выедешь, через речку Мангазейку переберись и держись все время берега большой реки. Спустя пару перелесков уткнешься в большой лысый холм, а перед ним будет широкая прибрежная поляна, вся утоптанная до голой земли. Это она и есть. Не ошибешься.

Макарин раскланялся, принял благословение и отправился к конюшне, где показал служкам воеводово предписание содействовать во всем. Выбрал смирного гнедого мерина, и поехал через вечерний город, мимо еще шумных торговых рядов, закрывающихся ремесленных мастерских, по затихающим жилым улицам. Плотно застроенный посад тянулся долго, до самой Мангазейки, неширокой речушки, вихляющей вдоль заборов с одной стороны и густого леса с другой. Макарин преодолел дребезжащий мост, выехал к большой реке и двинулся вдоль берега по узкой еле заметной колее. Справа от него сквозь редколесье поблескивала река и висело над далеким противоположным берегом красное солнце. Слева тянулись черные дебри, и все больше сгущалась тьма. Где-то вдали завыли волки, и Макарин машинально потянулся к седельной сумке, из которой торчал приклад ручницы.

Деревья расступились, и Макарин выехал на открытое пространство, залитое вечерним светом. Река небольшим заливом вгрызалась здесь в песчаный берег, который переходил в широкую поляну, зажатую с двух сторон лесом. За поляной высился крутой холм, испещренный трещинами оползней. Холм был совершенно голым, лишь пара кустов стелилась на самой вершине, будто венчики волос на лысой макушке.

Поляна действительно была утоптана до самой земли. Макарин слез с мерина, привязав его к отдельно стоящей кривой березе, и огляделся. С первого взгляда были видны следы давней человеческой деятельности. Остатки деревянных балок, вкопанных в берег, развороченный песок там, где тащили на воду корабли. Он осторожно прошел дальше, вглядываясь под ноги и видя только серую ноздреватую землю, некогда перемешанную с щепками, какими-то обрывками, мелкими костями. Один из обрывков он поднял и долго рассматривал линялую ткань с нанесенным примитивным узором. Ближе к лесу он наткнулся на следы кострищ, давно заплесневелые головешки и прямоугольные обвалившиеся ямы от полуземлянок. Жилищ было всего пять, а значит и жило в этих времянках совсем немного народу. Основная масса приходила из города. Какой смысл было Варзе возводить даже временное жилье для подготовки каравана, если от города были считанные минуты дороги? Макарин долго бродил вдоль этих ям, даже достал нож и попытался раскопать бугорок, показавшийся ему подозрительным, но нашел лишь рыбьи кости и черепки от глиняной посуды.

Темнело. Он смотрел на место сбора варзова каравана, на гладь реки, солнце, висящее над ней красным пятном и пытался представить, как здесь все было больше года назад. Как собирали кочи, смолили их корпуса, ставили мачты и чинили ледовую защиту. Как жили тут, в этих тесных полуземлянках, неделями, даже не выбираясь в город. Это был один из его методов. Представить людей и попробовать их понять. Сейчас ничего не получалось. На поляне не было никаких зацепок. Здесь не было даже зла, о котором говорил священник. Ни людского, ни вечного. То ли выветрилось за год, то ли его никогда и не было. Макарина окружала совершенная пустота. Он с трудом вскарабкался на холм, держась за прутья и корни, торчащие из расселин.