На закате лета

— Возможно. Я не знаю всей ситуации, плюс, это близнецы… Тут все может быть куда сложнее. Но раз уж я здесь самый взрослый, то дам тебе совет — лучше не вмешиваться в конфликт двух мужчин. Что бы там не говорили: женщина — шея, куда повернет, туда голова и смотрит… — папа морщит лоб, выказывая явное несогласие. — Они должны сами разобраться. Только тогда это будет по-настоящему и искренне.

— Я и не собиралась лезть, просто хочу понять…

— Во что ввязываешься?

— Типа того…

— На обеде, когда я увидел, как на тебя смотрит Давид — мне захотелось дать ему по морде. А это значит, что у него к тебе точно что-то есть.

— У тебя свой индикатор определения симпатий?

— И он еще ни разу меня не подводил.

— Даже с Дядей Мишей? Тогда, на юбилее… — напоминаю отцу о веселом окончании его дня рождения и драке двух старинных друзей.

— Миша еще в молодости положил глаз на Алису. И это был не первый раз, когда он получил от меня за слишком длинный язык, — отвечает папа, самоуверенно ухмыляясь.

— И я все равно не могу понять, почему вы с мамой до сих пор вместе, — тихо произношу я, тяжело вздыхая. — Она нарядила тебя в рубашку и галстук сегодня. Да она… Просто невыносима!

— Рори, во-первых, твоя мать прекрасная женщина. Да, у нее непростой характер, но она все это делает только из лучших побуждений. Во-вторых, мне не сложно уступить ей. Надеть галстук, да хоть ласты! Мне важно, чтобы она чувствовала себя уверенно и спокойно.

— А ты себя так не должен чувствовать?

— Аврора… — папа с нежностью произносит мое полное имя, и я капельку остываю. — В-третьих, я люблю ее. Она всегда будет моей первой маленькой девочкой, о которой я должен заботиться. Капризной, избалованной, иногда истеричной, но всегда любимой.

— А она? Она не должна о тебе заботиться? Что-то ее любви к тебе я не вижу.

— Ох, Рори… — устало вздыхает отец. — Она любит меня. Я это знаю. И я убеждаюсь в этом каждый день. Ты и представить себе не можешь, сколько всего твоя мама сделала для меня. Через что мы прошли. Запомни, милая, у отношений нет идеального шаблона, есть только два человека, которые находят друг в друге то, что им нужно. И мы с твоей мамой идеальны в нашем собственном понимании. Ты можешь не видеть этого, но поверь… Я счастлив рядом с ней.

— Но она тебе все запрещает! — не могу отступить и согласиться. — Постоянно воспитывает и решает все за вас двоих!

— Кто? Алиса? — смеется папа. — Рори, ты, наверное, осознаешь это немного позже, но… Все что мы видим, глядя на пару, обычно командная игра. Я позволяю жене властвовать на виду у всех, ей это нравится, а мне не жалко. И все решения мы принимаем вместе.

— И даже если так… Ты слишком хороший для нее.

— Перестань! — строго предупреждает отец.

— Прости, — произношу я, опуская голову. — Ты же знаешь, что я тоже ее люблю, но...

— Ты просто ее не понимаешь, Рори. И это нормально. Ничего страшного. И хватит уже волноваться обо мне. Твой папа не такой уж тупой баран, о-кей? Я осознаю каждый свой поступок. Знаю, для чего и почему так действую.

— О-кей, о-кей, — сдаюсь я, и папа хватает бутылку, чтобы обновить наши напитки.

Это не первый наш подобный разговор, и каждый раз он ее защищает. А может быть, так и должно быть? Может, мне пора перестать оценивать их отношения по своей шкале? Если они счастливы, то я должна только радоваться.

И меня прошибает холодный пот от осознания, что все эти годы я боялась стать похожей на мать, но все равно ношу в себе ее черты — тоже пытаюсь навязать близким людям свое понимание о счастье… Считаю себя умнее, хотя в собственной жизни сделала столько ошибок, что страшно вспоминать.

— Давай выпьем за тебя, пап, — торжественно говорю я, вытягивая руку с бокалом вперед и желая скорее сменить тему. — За идеального мужа и отца. За настоящего мужчину!

— Спасибо, милая…

Тихий звон стекла перебивает громкий женский смех, а следом за ним я слышу бархатный сильный голос, который мгновенно оживляет сердце. Поворачиваю голову в сторону входа и вижу его. Давид в компании трех мужчин и двух женщин уверенно шагает к большим столам у стены.

Неприятное беспокойное чувство в районе груди только усиливается, холодные длинные пальцы смыкаются на шее, заставляя с трудом сглотнуть. Давид сменил одежду: простая белая футболка и обрезанные джинсы крадут у него как минимум лет пять возраста.

А это точно он?

Поддаюсь сомнениям, но когда слышу его раскатистый смех, от них не остается и следа. Отворачиваюсь и смотрю в стол, судорожно размышляя. Ничего страшного не происходит. Мы свободные взрослые люди. Да мы по факту друг другу никто. Он здесь с друзьями. А может и не только с друзьями...

Буря горячих эмоций поднимается вверх по горлу. Как же давно я этого не испытывала. Ну, здравствуй, Ревность. Давно не виделись.

— Знаешь, почему я позволяю твоей маме командовать мной? — спрашивает папа, наклоняясь вперед и понижая голос.

— Почему? — спрашиваю я, ощущая сухость в горле.