На заработках

— Ну, что, дѣвушка, терпи… Въ людяхъ жить, такъ терпѣть надо. Вѣдь не поддалась. А я вотъ что думаю: вѣдь теперь еще не поздно… Эво, какъ солнце-то стоитъ… Такъ не пойти-ли намъ опять на Никольскій рынокъ? Можетъ статься опять, кто нибудь съ вечера на работу найметъ?

Арина согласилась и онѣ отправились. Поспрашивая, какъ имъ пройти, онѣ черезъ нѣсколько времени пришли къ Никольскому рынку.

Подъ навѣсомъ у рабочихъ на этотъ разъ было многолюднее, чѣмъ вчера. Пришлыхъ деревенскихъ женщинъ съ котомками было до пятнадцати, переминался съ ноги на ногу вчерашній носильщикъ, покуривая махорку въ свернутой изъ газетной бумаги папиросѣ, была вчерашняя женщина съ синякомъ подъ глазомъ, но Фіоны не было. Большинство деревенскихъ женщинъ очевидно были землячки, изъ одного мѣста. Женщинъ семь или восемь сидѣли группой и ужинали, дѣля огромный каравай хлѣба. Около нихъ стояла объемистая деревянная чашка съ варенымъ картофелемъ, купленнымъ у торговки, и онѣ всѣ хозяйничали, выбирая изъ этой чашки картофель. Съ женщиной, съ синякомъ подъ глазомъ Акулина и Арина встрѣтились уже какъ съ знакомой.

— Не нанялась еще, милая? спросила ее Акулина.

— Гдѣ наняться! Сегодня почитай что и найма-то не было. Плотниковъ брали, мостовщиковъ брали, а женщины съ утра безъ почину сидятъ. Вонъ ихъ сколько.

— Откуда, милыя? Изъ какого мѣста? отнеслась Акулина къ ужинающимъ женщинамъ.

— Демянскія, изъ подъ Демянска, Новгородской губерніи.

— Ну, и мы новгородскія, только Боровичскаго уѣзда. На огороды пріѣхали?

— Пріѣхали на огороды, ходили по огородамъ да не берутъ, вездѣ говорятъ, что послѣ Пасхи наймы будутъ.

— Вотъ и намъ тоже самое говорятъ. Никуда еще не нанимались?

— Да куда-же наниматься-то? Два дня ходили по огородамъ и все попусту. Вотъ завтра, коли ежели здѣсь не наймутъ, хотимъ толкнуться къ тряпичнику одному на Петербургскую сторону тряпки и кость перебирать. Тамъ, говорятъ, всегда есть работа. Только ужъ очень дешево платитъ. Всего по двугривенному въ день и харчи свои, пропитывайся, какъ хочешь, — отвѣчала скуластая съ краснымъ обвѣтреннымъ лицомъ баба.

— Есть, есть, подхватила широколицая женщина. — Лѣтось я у него работала, но работать-то только у него очень непріятно, умницы. Вонь, смрадъ отъ тряпокъ и отъ костей. Иныя вѣдь кости-то отъ падали.

— Да гдѣ-жъ ужъ тутъ духи-то разбирать, коли жрать нечего! возразила скуластая женщина, — При безработицѣ и это работа. Только-бы живу быть. На двутривенный все-таки кой-какъ прокормиться можно. Вотъ завтра пойдемъ его отыскивать, этого самаго тряпичника.

— Да нечего и отыскивать, коли я знаю, гдѣ его дворъ, сказала широколицая женщина.

— Ну, вотъ и веди насъ завтра. Здѣсь ужъ видно, что никакого найма не будетъ.

— Все-таки, землячки, завтра утречкомъ нужно здѣсь посидѣть. Авось, что нибудь и получше наклюнется.

— Ну, утромъ-то посидимъ, а послѣ обѣда и пойдемъ. Можетъ статься, при двугривенномъ-то онъ и уголъ дастъ, чтобы ночевать, а то вѣдь бродя безъ дѣла-то каждый день и за ночлегъ плати.

— Дастъ, дастъ. У него въ сараѣ ночуй сколько хочешь. Этого онъ не запрещаетъ. Сараи большущіе-пребольшущіе.

— Ну, вотъ видишь. Стало быть завтра послѣ полудня и веди насъ всѣхъ къ нему.

— Только въ сараяхъ-то запахъ. Охъ какой запахъ! сморщилась широколицая женщина.

— Дался ей этотъ запахъ! Люди послѣднія свои копѣйки безъ дѣла проѣдаютъ, а она: запахъ! заговорили со всѣхъ сторонъ женщины.

— Вы, милыя, ужъ и насъ завтра съ собой возьмите, коли мы никакой работы себѣ не найдемъ, — сказала Акулина. — Вотъ я съ дѣвушкой… Насъ двое…. на работу мы не привередливы, а тамъ все-таки двугривенный.

— Ну, вотъ… Не вѣдь откуда пришли, да и брать васъ! — послышались протесты. — Намъ самимъ работа нужна. Ищите себѣ сами работы. А то еще водить васъ, да хлѣбъ у себя отбивать.

— Не отобьютъ, не отобьютъ, милыя. Тамъ всегда много работы, — отвѣчала женщина съ широкимъ лицомъ. — Туда приходи хоть пятьдесятъ человѣкъ, и всегда про всѣхъ работы хватитъ, а только не особенно-то льстятся на эту работу, потому иныхъ прямо съ души воротитъ. Вы вѣдь не знаете, какой запахъ. Очень многія не выдерживаютъ.

— Ну, а мы выдержимъ, стояла на своемъ скуластая баба. — А то чужихъ набирать въ компанію, такъ еще жеребьевка понадобится, кому оставаться на работѣ,

— Да не придется жребія кидать. Говорю тебѣ, что цѣлыя горы костей, тряпокъ и всякаго мусору навалено и тряпичникъ радъ, коли много народу приходитъ. Пойдемте, боровичскія, ничего. Про всѣхъ работы хватитъ.

— Да мы, умницы, вотъ какъ сдѣлаемъ, сказала Акулина. — Какъ придемъ, да ежели жеребьевка, то мы и отстанемъ. Кидайте вы тогда только промежь себя жребій, а намъ ужъ не надо. Мы назадъ пойдемъ.

Демянскія женщины не возражали.

Акулина и Арина подсѣли къ своей вчерашней знакомкѣ, женщинѣ съ синякомъ подъ глазомъ. Акулина освѣдомилась, не знаетъ-ли эта женщина что-нибудь о Фіонѣ.

— Это такая въ платкѣ-то закутанная? на манеръ кувалды? — спросила женщина съ синякомъ подъ глазомъ.

— Ну, вотъ, вотъ. Еще она все на ноги жаловалась, съ больными ногами. Мы вчера съ ней вмѣстѣ ночевали, такъ интересно-бы знать.