На зависть Идолам (ЛП)

— Ты ещё пожалеешь об этом, — хихикает Зейд, складывая руки на груди. Когда я бросаю в его сторону ответный взгляд, он поднимает одну татуированную руку и лениво машет ею в мою сторону. — Продолжайте, Мисс Экстраординарный Эксперт по боулингу, и давайте посмотрим на эти ваши профессиональные приёмы.

Я усмехаюсь и поворачиваю обратно на дорожку, совершая этот драматичный маленький забег, прежде чем бросить мяч и посмотреть, как он вибрирует, крутится, а затем исчезает перед тем как сбить одну-единственную дурацкую кеглю.

— Чёртовы шары из пчелиного воска, пропитанные мёдом, — ругаюсь я, и Зейд воет от смеха. Чёрт, я скучала по этому смеху. Он смеётся так сильно, что сгибается в поясе.

— Шары из пчелиного воска?! Это по-твоему ругательство?!

— Эй, это лучше, чем яйца волосатого козла, — ворчу я, забирая свой мяч, и замираю, когда Зак подходит ко мне. Он приподнимает свои тёмные брови.

— Хочешь несколько советов? — спрашивает он, и моё сердце начинает биться как сумасшедшее. Я киваю, и он подходит ко мне сзади, кладёт свои большие руки мне на бёдра, заставляя меня дрожать. Он направляет меня к определённому месту, а затем показывает, как держать мяч, куда класть пальцы. — Поскольку ты именинница, я помогу тебе сбить её в первый раз. После этого ты сама по себе. — Он стоит позади меня, скользя пальцами по моей правой руке, прежде чем наклониться через плечо, чтобы запечатлеть лёгкий поцелуй на моей правой щеке.

Я почти таю прямо там, на глазах у всех.

Вместо этого я выдыхаю и вздрагиваю, когда Зак помогает мне бросить мяч именно таким образом, что я на самом деле подбираю оставшуюся кеглю.

— Святое дерьмо, — выпаливаю я, ухмыляясь, когда оборачиваюсь и обнаруживаю, что он всё ещё стоит слишком близко ко мне. Мгновение мы смотрим друг на друга, прежде чем я проскальзываю мимо него и занимаю место на скамейке между Мирандой и Эндрю. Честно говоря, это кажется самым безопасным местом в комнате.

Мы заканчиваем нашу игру, и Зак очень близко по очкам, но всё же обыгрывает Виндзора.

Всё это забавы и игры, пока принц не проигрывает, и я вижу, как сжимается его челюсть. В его взгляде мелькает тьма, которую я узнаю по тому времени, когда он пытался заставить меня подбросить наркотики Тристану, или, когда он разговаривал со мной во время ареста Бена Трешера. Он замечает, что я наблюдаю за ним, и вместо того, чтобы отрицать это, подходит прямо ко мне и наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Я говорил тебе, что я чёртов, ужасный придурок, — шепчет он, а затем кусает мочку моего уха. Я так поражена, что подпрыгиваю и вскидываю руку, чтобы прикрыть ухо. А после я бью его по лицу, и он стонет, прикрывая рот рукой, плечи трясутся от смеха. Когда он отодвигает руку, появляется немного крови. — Кажется, я только что порезал губу о свой зуб.

— Прости, — стону я, но Виндзор только ещё немного смеётся и, извинившись, уходит приводить себя в порядок в уборную, в то время как остальные из нас собираются вокруг стола, чтобы съесть бургеры из огромной стопки на серебряном блюде, картошку фри с десятков красных и белых бумажных подносов и газировку из стаканчиков с напечатанным сбоку логотипом боулинга.

Это настолько далеко от привычной роскоши академии Бёрберри, насколько это вообще возможно.

Беседа лёгкая, непринуждённая, но приятная.

Я думаю, мы всё ещё пытаемся понять, как взаимодействовать друг с другом.

К тому времени, когда подают торт, обстановка уже не такая неловкая, и, передавая Криду бумажную тарелку с большим куском торта, я понимаю, что мне на самом деле весело. Честно говоря, это, возможно, один из лучших дней рождения, которые у меня когда-либо были. Я даже на время забываю о Дженнифер, стоящей в углу, как изгой. На этот раз социальным изгоем здесь являюсь не я, а она.

Папа дарит мне ещё один сентиментальный предмет, который заставляет меня плакать: большую красивую рамку, которую он сам сварил, заполненную нашими фотографиями, начиная со дня моего рождения, и включая по одной на каждый последующий день рождения. Я так счастлива от этого подарка, но в то же время я в ужасе.

Он думает, что умирает.

Я не хочу об этом думать.

Я роюсь в других подарках и нахожу — что неудивительно — множество смехотворно дорогих вещей, таких как флакон духов от Клайва Кристиана «Империал Маджести», который стоит целых двенадцать тысяч за унцию. Миранда подарила мне их. Я почти задыхаюсь и умираю, когда она опрыскивает меня ими, словно наблюдая, как в воздухе вокруг меня расплываются долларовые купюры. Честно говоря, пахнет восхитительно.

Груда необычных подарков — обувь, одежда, украшения, новый чемодан (Эндрю, должно быть, стыдно из года в год видеть мою потрёпанную спортивную сумку) и другие разнообразные предметы — лежат в конце стола, когда я беру маленький чёрный атласный конверт от Виндзора.