Дмитрий ушел заваривать чай, а она задумалась. Вот и у Дмитрия семья распалась. И что за напасть сегодняшнего времени! Кажется, и люди неплохие, а отгораживаются друг от друга будто стеклянными стенами. Вроде бы и рядом человек, а тепла его не чувствуется. И живут все поодиночке, бьются об углы не знающей сострадания жизни, разбивая душу в кровь. А лечить нечем. Любовь ушла из жизни, а вместе с ней — уверенность и счастье. Хорошо, что у нее есть такая замечательная дочка, думала Катя и в который раз улыбнулась этой согревающей душу мысли.
Дмитрий разлил чай по белым в мелкий цветочек чашкам. Катерина поднесла чашку к лицу — вдохнула тепло чая и пряность бергамота, сделала глоток:
— Спасибо, хороший у тебя чай, крепкий. Я уж и соскучилась. Мы с хозяйкой только травяной чай пьем или молоко.
— А может, кофе хочешь? У меня есть хороший, в гранулах, — предложил Дмитрий.
— Да нет, спасибо. Я от кофе не сплю, а сейчас уже почти ночь.
Дрожащее пламя свечи притягивало их взгляды. Они сидели в тишине, но в этом молчании было некое ощущение единения. Дмитрий вдруг коснулся ее руки. Она невольно сжала пальцы в кулак. Он, не сказав ни слова, убрал руку и встал. Подошел к кровати, где спала Ксюша, и долго смотрел на спящего ребенка.
— У тебя славная дочка, — тихо произнес он, возвращаясь к столу.
В полумраке его глаза казались ей бездонными.
Кате захотелось притянуть его голову к себе и поцеловать эти глаза так, чтобы веки его сомкнулись, а когда бы он вновь открыл глаза, его взгляд стал бы радостным и открытым. Но вместо этого она налила себе еще чаю и, сделав глоток, спросила:
— А твою дочку как зовут?
— Как ни странно, тоже Ксенией, — грустно улыбнулся он.
— А жену?
— Мариной.
— Давно вы в разводе?
— Да, с девяносто седьмого не живем вместе.
Дмитрий долго смотрел на горящее пламя свечи и о чем-то думал. Неяркие блики огня делали его лицо печальным.
— Знаешь. — Он повернулся к Кате и опять взял ее за руку. На этот раз она не отдернула руки. — Мне кажется, я не знал, что такое любовь, до недавнего времени.
— А что, ты встретил другую женщину?
Катерина пристально смотрела на вдруг посерьезневшее лицо Дмитрия.
— Можно сказать и так…
В его глазах она вдруг увидела какую-то нечеловеческую боль.
Он так сжал ее пальцы, что Катя невольно вскрикнула.
— Прости, я не хотел…
И снова воцарилось тягостное молчание.
— Вот так и другим делал больно, сам не замечая того… — Дмитрий встал и вышел из комнаты, но тут же вернулся. В руках у него была зажженная сигарета. — Я тут постою покурю. Вообще-то я бросил, да сейчас что-то потянуло. — Он сделал несколько затяжек, потом резко раздавил в пепельнице недокуренную сигарету. — Слабость все это. Наверное, стоит рассказать тебе…
Он опять сел рядом и начал свой рассказ:
— Помнишь начало девяностых? — И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: — Все как с ума посходили, шальные деньги вскружили голову не одному мне.
— Шальные деньги? Но откуда? — спросила Катя.
— Я раньше спортсменом был, призы брал. Да и фарцевал при Советах, это мне тоже потом помогло. Бензином стал торговать — удачно. Фирму организовал, потом еще одну. Все новое, интересное, кучу времени съедало. Семья казалась неглавным. Есть где-то, и ладно.
Дмитрий умолк, глядя в темноту.
— А как жена? — пытаясь вывести его из задумчивости спросила Катерина.
Дмитрий перевел отсутствующий взгляд на ее лицо. Наконец, словно очнувшись, продолжил:
— Я ее тогда не понимал, да и она, впрочем, вряд ли могла понять меня. Я иногда по нескольку недель дома не бывал — все по командировкам. Домой приезжаю — а там слезы, упреки: где был, почему не звонил? Спать раздельно стали. Ну и, сама понимаешь, другие женщины появились.
— И что же? — Кате хотелось понять женщину, которая смогла уйти от этого сильного и богатого мужчины.
— Марина не раз пыталась со мной поговорить, а я ей одно: я, мол, работаю, тебе денег уйму даю, а ты в мои дела не суйся. Но жена моя была не просто красивая женщина, она — гордая, умная и сильная. Несмотря на золотые горы, ушла от меня и от денег отказалась.
— А как же дочка? С дочкой тоже не разрешила встречаться?
У Кати от волнения перехватило дыхание.
Дмитрий глубоко вздохнул, налил себе чаю и в задумчивости сделал несколько глотков.
— Дураком я был самовлюбленным.
— Так ты и с дочерью не виделся? — Голос Катерины зазвенел от возмущения.
Дмитрий схватился за виски и замычал, как от жуткой головной боли:
— Боже! Каким я был уродом! Все какая-то суета: деньги, дорогая одежда, коньяк, путешествия за границу с девками пустоголовыми… Вспомнить стыдно. А Марина, наверное, тогда помучилась! И дочку, представляешь, я только на Новый год поздравлял, даже дату дня рождения не помнил.
— А сейчас? Сейчас помнишь?
— Сейчас-то помню… — Он покачал головой. — Но, знаешь, есть одно емкое слово — поздно!
— Поздно — что? Любить поздно? — В голосе Кати прозвучало недоверие.