На земле и на небе

Взрослые рассмеялись.

Через несколько минут дружной компанией они выгрузились из машины рядом с кафе «Баскин Роббинс», Дети стремглав бросились к витрине, украшенной разноцветными кружками, похожими на праздничное конфетти.

— Мне зелененькое, красненькое и желтенькое, — заторопилась Ксения, старательно тыкая пальчиком в стекло витрины.

— А мне еще и синенькое, — подхватил мальчик.

— Пожалуйста, девочке — по одному небольшому шарику киви, малины и лимона, а мальчику вместо лимона — черничное, — заказал Дмитрий.

— А ты что будешь? — обращаясь к Катерине, спросил мужчина.

— А я бы просто сливочное… А ты?

— А я не люблю мороженое. Хотя… — он улыбнулся, глядя на счастливых детей, которые не отрываясь следили, как продавец в форменной одежде — совсем еще мальчик, вероятно подрабатывающий студент, накладывает в вазочки разноцветные шарики, — за компанию и мне, пожалуйста… беленькое.

Катя смотрела на детей, радостно чирикающих и уплетающих за обе щеки радужное мороженое, и ее душу переполняло счастье. Дмитрий дотронулся до ее руки, их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах волнение, растроганность и благодарность.

— Катюшка, переезжай ко мне, — неожиданно предложил Дмитрий.

Улыбка моментально слетела с ее губ, а взгляд стал тревожным.

— Катенька, мне очень одиноко. Я скучаю без тебя, без Ксюхи.

Дмитрий внимательно смотрел в ее расширившиеся от удивления, растерянные глаза, стараясь не пропустить ни малейшего движения ее души.

— Я тебе ничего не хочу обещать, ничего пустого говорить. Только хочу, чтобы ты узнала меня получше. И если решишь, что тебе и дочурке со мной будет хорошо…

Он замолчал, пытаясь прочитать ответ в ее мечущемся взгляде.

— Это так неожиданно, — наконец проговорила она. — Я просто застигнута врасплох…

— Ладно! — Дмитрий хлопнул тяжелой ладонью по краю стола и решительно встал, обрывая разговор. — Ребятня, на выход!

Дети стремглав соскочили с высоких стульев и, накинув курточки, наперегонки ринулись к выходу Катя, чуть помедлив, встала и направилась вслед за ними. Дети опять устроились на заднем сиденье, а она — рядом с водителем. На улице уже давно стемнело, и яркие лучи фар прорезали темноту позднего ноябрьского вечера. Внезапно вспыхнули уличные фонари, и все вокруг заискрилось в нежном блеске только что выпавшего, свежего, еще не примятого городской толпой снега. Дети притихли, уставшие от впечатлений сегодняшнего дня.

Машина остановилась у подъезда. Ксюша и Санька, словно обретя второе дыхание, стремглав выскочили из машины, принялись играть с вновь выпавшим снегом, подбрасывая его пригоршнями вверх и восторженно провожая взглядом падающие снежинки, переливающиеся в полете теплым желтым светом фонаря. Было по-вечернему тихо, но город продолжал жить своей жизнью: иногда хлопали входные двери, раздавалось шуршание шин проезжающего автомобиля, слышался отдаленный смех. Дмитрий повернулся к Катерине, и в его глазах она прочитала желание, такое жгучее желание, что ошпаривает, словно горячий пар, и заставляет бешено клокотать пламя внизу живота, Он дотронулся до ее руки, и Катю словно ударило током. Она торопливо отдернула руку и судорожно прикусила губу. Коленки предательски дрожали, и она застыла в напряженном ожидании.

Дмитрий смотрел на нее, надеясь уловить хотя бы оттенок ответного чувства в ее глазах. Но она глядела прямо перед собой и ничего не видела. Страх сковал не только ее тело, но и мысли.

Дмитрий, наверное, почувствовал это и, чтобы успокоить ее, включил радио.

— Завтра ожидается температура минус пять — минус восемь, снег. Ветер умеренный, два-три метра в секунду, — бесстрастным голосом говорил диктор.

— Вот уже и зима… — прошептала Катерина, стараясь унять дрожание коленей.

— Холодно, — подтвердил Дмитрий.

— Да разве это холодно? Наоборот — свежо.

— Наверное…

Лицо Дмитрия пылало. Казалось, что он не слышит собственного голоса и сам не понимает, о чем говорит, как глухонемой, которого научили проговаривать несколько фраз. Он завороженно смотрел на нее, и для него в этот миг больше не существовало ничего, кроме этого прекрасного, побледневшего лица и прикушенных в волнении губ… Больше всего на свете ему хотелось коснуться своими губами этих губ, увидеть, как уходит ее напряжение, как разглаживаются тонкие морщинки вокруг глаз, как затуманивается взгляд и тяжесть ресниц становится невыносимой.

Он наклонился к ней, но страх, промелькнувший в ее расширившихся зрачках, остановил его. Он отвел взгляд и с тяжелым вздохом откинулся на спинку сиденья.

— Катюшка, я не буду тебя торопить, не хочу… — В нем клокотал пожар желания, она чувствовала это, но Катерина слышала только ровный и чуть отрывистый, глухой голос. — Я хочу, чтобы ты знала, что в любой момент я жду тебя.

Может быть, если бы он говорил о любви, о тех чувствах, которые переполняли его, она сама бросилась бы к нему в объятия, стремясь ощутить его тепло и наконец найти в этом тепле такой долгожданный покой.

— Я иду по лужам, мне никто не нужен! — девичий голосок в динамике настойчиво напоминал о своей независимости.