На земле и под землей

Вечером старички и психи провожали дорогих гостей. Маленькие человечки, слегка пошатываясь, исчезали в люке своего корабля, престарелые утирали сморщенными кулачками слезы, так и лившие у них из глаз, а умалишенные просто улыбались. Лапушкин легонько пожал шестипалую ручонку капитана и на прощание пожелал ему поскорее снова прилететь на Землю. «О, я очень тронут! Общение с вами, господин Председатель, доставило мне истинное наслаждение!» — ответил ему капитан. И на сей раз Лапушкин понял его речь абсолютно точно.

Тоненько загудели двигатели корабля — и через минуту от него осталась лишь маленькая светящаяся точка высоко в небе, которую с трудом можно было отличить от звезд… Когда на следующий день вернулась из областного центра Анна Егоровна, пациенты сразу же кинулись рассказывать ей о чудесном голубом корабле и о миленьких человечках, на руках которых было по шесть пальцев. И Анна Егоровна ни на мгновение не усомнилась в том, что все эти рассказы — чистая правда.

Через год в пустыне Сахара приземлилось несколько симпатичных голубых кораблей. Их люки открылись и на Землю (точнее — на песок) сошло 150 инопланетных колонистов, десятая часть населения малюсенькой планеты Кадакрамм. В Главном метеорологическом институте Земли один молодой ученый прочел доклад на тему «О возможных причинах увеличения среднегодового уровня осадков и понижения среднегодовых температур на полградуса». А какой-то мальчуган из кружка юных любителей ботаники подсчитал на своем домашнем компьютере, будто растения на Земле по неизвестным Науке причинам стали на три процента крупнее, чем были, и при этом на те же три процента увеличилось у них количество семян.

Проделки старичков

С той поры, как Лапушкин вернулся из районного дурдома, прошло несколько лет. Бывший милиционер постарел. Волосы у него поседели, а глаза уже не такие были зоркие, как когда-то — все чаще инспектору приходилось пользоваться очками. После психушки обратно в милицию Лапушкина, знамо дело, не приняли. Хоть Анна Егоровна и выдала инспектору справку, в которой ровно семь раз попадались слова «совершенно здоров», в милиции рассудили просто: если человек один раз сошел с ума, то где гарантия, что этого не случится опять? Сия глубокая мысль принадлежала начальнику отделения, и никто ему не возражал. Лишь у одного молоденького милиционера мелькнуло крамольное сомнение: «А где гарантия, что все мы когда-нибудь не сойдем с ума в первый раз?»

Итак, Лапушкин остался без работы. Но по этому поводу он не особенно переживал. Во-первых, к возвращенью домой он как раз достиг пенсионного возраста и, стало быть, начал какую-никакую пенсию получать. Во-вторых, чтобы поддерживать порядок (а дело это он очень любил), ему вовсе не нужна была милицейская форма. Без нее даже легче — напрочь можно забыть о строгих служебных инструкциях. В третьих же (и это самое главное!), Лапушкин с детства мечтал поскорее выйти на пенсию, чтобы по утрам спать подольше. Он ведь был из тех людей, которых называют «совами». По вечерам ему, очень трудно было засыпать, а по утрам — так же трудно просыпаться… Короче говоря, своей новой жизнью Лапушкин был вполне доволен. О чернокожем младенце он уже давно забыл, об инопланетянах вспоминал все реже и реже. Летом они с Марьей Степановной копались у себя на огородике да ходили в ближний лесок за грибами-ягодами. А зимою смотрели телевизор, детективы почитывали, да на печи грелись. Хорошо было зимой! На улице мороз, вьюга завывает, а у Лапушкиных в печи поленья потрескивают, а на столе в огромном блюде блины лежат горячие с творогом…

Райская жизнь, чего еще желать! Но видать такая уж судьба была у инспектора — не думая не гадая в истории странные попадать.