На земле и в небе

Естественно, что в таких ответственных случаях, как первый полёт на опытном самолёте, сверху всегда существовал повышенный интерес к сроку готовности самолёта к первому вылету. Поэтому самолёт обычно попадал с завода на аэродром раньше времени. Это, конечно, увеличивало срок подготовки самолёта на аэродроме. Дело в том, что на заводе, как говорится, «всё под рукой» для того, чтобы что-то примерить, подогнать и тут же, в цехе, исправить. А тут приходилось некоторые детали для подгонки или исправления возить с аэродрома через весь город на завод и обратно… Звонок конструктора «наверх» с донесением, что самолёт уже на аэродроме, давал некоторое успокоение, правда, ненадолго. Вскоре «сверху» опять следовал звонок с вопросом: «Когда же самолёт всё-таки полетит?». Всё это создавало обстановку, при которой возникала спешка, несомненно, плохо влиявшая на качество работ. У всех людей разная психологическая структура: на одного «подхлёстывание» не действует отрицательно, а на другого - влияет и очень плохо. А «наверху», видимо, существовало мнение: «Если их не подгонять, то они дольше провозятся».

Вот пример из практики. В первом полёте на опытном АНТ-14 «Правда», который я описал ранее, причина отказа указателя скорости была в рассоединении трубки от приёмника давления к прибору. Я не сомневался в добросовестности человека, выполнявшего эту работу. Он всегда работал на «отлично». Однако в спешке это соединение он сделал ненадёжно! Я не могу его обвинять. Воспитание чувств - сложный вопрос!

Перед первым полётом обычно «рой» различных специалистов вылезал из самолёта, и объявлялась его готовность. Как чувствовал себя лётчик в первом полёте в этих условиях?… Впрочем, читатель может сам догадаться, как он мог себя чувствовать…

Но возвращаюсь к «Максиму Горькому». Когда самолёт был выведен из ангара и поставлен носом к аэродрому, я сел в кабину, чтобы привыкнуть к виду земли, на которую я собирался смотреть при выполнении посадки. Вид был совершенно необычный. Я чувствовал себя вначале, как кот на заборе: уж очень высоко над землёй находился лётчик.

Самолёт интенсивно готовился к первому испытательному полёту. В один прекрасный день, нежданно-негаданно, вдруг подъезжает автомобиль. Из него выходят: Алексей Николаевич Толстой и Надежда Алексеевна Пешкова (Пешкова Надежда Алексеевна (1901-1977) - художница, жена М.А.Пешкова (сына М.Горького).), большие друзья уже в то время. Они пожелали ознакомиться с самолётом. Я рассказал им всё - и про размеры, и про лётные данные, и про оборудование. Они остались очень довольны. Как только их машина уехала, ведущий инженер поздравил меня:

– А Вы, оказывается, родственник Надежды Алексеевны Пешковой!

Родство оказалось весьма дальним: сестра Надежды Алексеевны - Вера Алексеевна была замужем за моим двоюродным дядей - Михаилом Яковлевичем Громовым. А я этого и не знал. Так началось наше знакомство. А если бы не «Максим Горький»?…

Надежда Алексеевна была обаятельной, очень женственной и интересной, женщиной высокой культуры. В её доме часто собиралось очень интересное общество: писатели, художники, артисты, музыканты… Она всегда была окружена передовыми людьми нашего искусства и науки. Особенно близок к их семье был Павел Дмитриевич Корин (Корин Павел Дмитриевич (1892-1967) - известный художник-портретист.), которому в своё время покровительствовал Максим Горький (П.Д.Корин, между прочим, написал и мой портрет).

Сама Надежда Алексеевна тоже была художницей. Как-то она написала портрет моей жены в костюме амазонки. Портрет был настолько удачно написан, что был показан на одной из выставок московских художников в Центральном выставочном зале города Москвы.

Алексей Николаевич Толстой возглавлял свой дом, в котором так же, как и у Надежды Алексеевны, собирались передовые люди, и тоже, главным образом, люди искусства. Он был большим хлебосолом и очаровательным хозяином, очень любил природу, цветы, сам за ними ухаживал.