На земле сингалов и тамилов

Ратхи интуицией женщины понимает опасность миссии Мадана и просит его открыть причину, по которой его присутствие при дворе Индры так необходимо. Мадан вынужден сказать правду:

Тот, который сокрушил асуров[52]
И даровал нам учение о сострадании,
Тот, который принял образ черепахи,
Чтобы взять на себя всю тяжесть тверди земной,
В опасности, и я должен помочь ему.
Разве ты сможешь удержать меня
Своими слезами и стенаниями?

Ратхи подобна дереву, вырванному с корнем, ее душа горит. Она оплакивает сначала своего отца, а затем своего Мадана. Ее печаль изливается в сладчайших песнях, окропленных горькими слезами. Наконец Мадан говорит ей:

— Чтобы спасти все живое на земле, разве жаль одной, хотя и дорогой жизни?

После смерти мы будем жить в семенах и цветах
В грядущей вечности.
Говори мне о своей любви, будь добра,
Ибо в твоей речи слышится музыка.
Она делает даже яркий полдень
Мягким и приятным, как серебристая луна;
О девушка с пронзающими глазами,
Твое доброе напутствие позволит мне уехать с миром.

Теперь Ратхи уверена, что ее Мадан больше не вернется. Она отчаянно хочет удержать его, но тщетно. Никакая любовь, как бы велика она ни была, не может удержать Мадана от выполнения долга. Он покидает Ратхи с печалью такой же вечной, как и его любовь.

Эта часть представления дается повсюду — у каждого дома, на каждой плантации в течение тридцати дней.

На тридцатый день начинается вторая часть. На том месте, где стоял каман, сооружается хижина из. зеленого камыша, там сидит Шива, погруженный в размышления. Тихими шагами Мадан подходит к нему. У него в руках лук, сделанный из стебля сахарного тростника. Он выпускает из лука пять цветочных дротиков. Внезапно потревоженный Шива открывает свой средний глаз. Вспышка огня. Мадан превращается в пепел. Шиву охватывает печаль.

Чтобы представление было более правдоподобным, из лука выпускается горящая стрела в пропитанную керосином кучу хвороста, где стоит Мадан. Как только огонь разгорается, Мадан исчезает, скрытый клубами дыма.

Последняя сцена танцевальной драмы короткая. Она показывает овдовевшую Ратхи, танцующую в одиночестве под таинственные звуки тамтама. Ее горестные воспоминания обращаются к ранним дням их любви, к их неслабеющему чувству. Для нее

Жизнь была словно величественное здание
из множества разноцветных стеклышек,
Окутанное белым сиянием вечности,
До тех пор пока смерть не разбила его на куски…

Эта финальная сцена убедительно раскрывает конфликт любви, раздираемой между жизнью и смертью. Но жизнь здесь становится бессмертной благодаря самой смерти, а любовь длится дольше, чем смерть, разрушающая все. И самопожертвование обрисовывается как высшая сила, поддерживающая жизнь и любовь.

ИХ БОГИ

«Не живите в краю, где нет храмов» — эта поговорка определяет отношение плантационных рабочих к богу. Они не мыслят себе жизни без храмов. В своей простой вере они поклоняются даже камням и деревьям. Призывные звуки раковин и звон храмового колокола для рабочего-тамила равноценны божественному благословению его дома. Самые ранние его воспоминания тоже связаны с местами поклонения или храмом.

Как только жизнь зарождается в утробе матери, та отправляется к храму Мариамман под раскидистым деревом маргозы[53] и просит благосклонности богини, чтобы ребенок родился без физических и умственных недостатков. Она зажигает глиняные плошки в придорожном храме Шри Ганапатхи и просит защитить ее и ребенка от всевозможных напастей. Через месяц после рождения ребенка мать направляется с ним на поклонение в храм матери Марии. Она кладет ребенка к подножию ее изображения и ей в дар возлагает полевые цветы. В благоприятные дни она купает ребенка, одевает в чистое платье и ведет в храм. Он видит, как с воздетыми вверх руками она молится перед изображением бога. И звон сейганди (толстая круглая тарелка из меди), и трубный звук раковины, и запах ароматических палочек, и курение благовоний — все это создает странное чувство безопасности у этого маленького существа. По пути домой она говорит ребенку, что благодаря милости Марии и бога Катхиркамама он появился в этом мире.