На землях рассвета (СИ)

В мире не было ни власти, ни вождя. Его обитатели делали, что хотели, и гуляли, где хотели. Объединить их могли лишь общие интересы. Но если бы вождь всё же потребовался, Аннит Охэйо, несомненно, стал бы им - по способностям, а не потому, что был четвертым, младшим сыном Императрицы. Право рождения ничего не значило под Зеркалом, где рождений не было вообще. Лэйми считал его лучшим из своих друзей, хотя встречались они редко, - слишком уж разошлись их наклонности. Охэйо не выносил болтовни о Вторичном Мире, считая её глупой тратой времени. Но они знали друг друга с самого начала, и одно это перечеркивало любые возможные разногласия...

Вход в лабораторию - она же и дом наследника Империи - заграждала монолитная стальная плита толщиной дюймов в восемь. Стучать по ней было бы занятием бесполезным, но, к счастью, рядом имелся звонок. Лэйми пришлось давить на него всего какую-то минуту. Потом броневая плита сдвинулась, и Охэйо появился на пороге - босой, в черно-сером полосатом халате. Судя по растрепанным волосам принца и его разинутому в широком зевке рту Лэйми имел глупость его разбудить.

Как и все жители Хониара, Охэйо, несмотря на возраст, казался ловким и гибким юношей с красивым лицом полукровки. Его отец был родом из ледяных пустынь Севера, мать - из Южной Ламайа, и сочетание получилось необычное. Сочетание чувственной внешности с талантом математика также было странным и возбуждало бессознательную зависть. Волосы у Охэйо были черные, густые и блестящие, кожа - молочно-белой, отливающей тусклым серебром, такой гладкой, что его лицо казалось маской - в те, довольно редкие, мгновения, когда на нем не отражалось никаких эмоций. Длинные зеленые глаза Охэйо удивили бы всех его предков. Но главное, что отличало Аннита от остальных обитателей мира - его увлеченность. Он постоянно что-то делал, и именно поэтому успевал сделать больше, чем остальные могли представить. Именно он был создателем брахмастры - оружия, которое стало как бы итоговым, потому что создать более совершенное было уже невозможно.

- А, привет, Лэйми, - сказал Охэйо, отбросив назад свои мокрые волосы - с них, словно с крыши, за ворот его халата текла вода. - Ты оторвал меня от работы. Очень важной.

- Да? По-моему, ты спал.

Охэйо улыбнулся.

- Я математик, моя работа - размышления, а думать я могу где угодно. Лучше всего мне думается именно во сне, но иногда это утомляет, - я ведь не могу думать всё время. Сейчас я спал под душем. Это успокаивает. Ничего не снится. Я просто сплю. А, не выспавшись, как следует, я не смогу работать. Так что отдых, знаешь, для меня тоже важен.

Аннит создал целую науку сна. Он первым догадался спать на крыше Генератора - прямо под его кристаллическим солнцем - и обнаружил, что сны от этого становились удивительно подробными. Лэйми тоже это попробовал - из любопытства - и так на свет появился Вторичный Мир.

Охэйо молча, зевая, провел его в свое жилище - очень просторное, но загроможденное машинами и приборами, нужными ему для работы. Он предпочитал всё нужное держать под руками, привычными не только к умственному труду.

- Как ведут себя наши интеллектронные программы? - спросил Лэйми. Он заметил здесь, по меньшей мере, восемь новых компьютеров.

Охэйо ответил с удовольствием и быстро. Судя по всему, гости посещали его теперь совсем нечасто.

- Сейчас? Нам, наконец, удалось привести в порядок те, что остались от Империи, и даже создать кое-что новое. Их пробуют приспособить к сочинению историй Вторичного Мира, - у них получается даже лучше, чем у нас, потому что машины всегда и в точности соблюдают все правила. Единственная трудность - они очень вольно обращаются с языком. Произвольно составляют слова из частей и даже создают совершенно новые. Иногда для изложения их смысла нужна целая статья в энциклопедии, и чем дальше, - тем больше. Меня попросили помочь, и я согласился, как ни странно, но разобраться сложно. Всё чаще они выдают вещи, которых им никто никогда не заказывал. Я полагаю, что они научились думать.

Лэйми промолчал. Именно разумные машины были тем, что меньше всего нравилось ему в Хониаре - не сам факт их разумности, а их творения. Большей частью это была ахинея, но последние их работы действительно содержали описания таких вещей, до которых ни один человек не додумался бы. Невесть почему, они питали непонятное пристрастие к проектам иных реальностей - более удобных, чем эта... или менее. Им было все равно, что творить, - ад или рай. Самым неприятным стало то, что машины прилагали к своим планам производственные рецепты, - и некоторые казались вполне осуществимыми. Поскольку именно интеллектронные машины управляли боевыми зверями и большей частью промышленности Хониара, Лэйми не поручился бы, что все эти планы останутся только планами.

Рассуждая о худших и лучших мирах, он заметил на столе Охэйо блестящий ртутным зеркалом предмет длиной дюймов в семь. Его форму он не мог определить, - в голову лезли лишь мысли о каком-то топологическом парадоксе, о фигуре, не имеющей объема.