На землях рассвета (СИ)

Он помотал головой, отгоняя слишком яркие воспоминания. Иннка отпустила его руку. Она шла впереди юноши, так быстро, что он едва поспевал за ней. Они обошли Ана-Малау и начали спускаться вниз - в лощину, по тропам, пробитым вовсе не людьми.

Мир нового Джангра не был милостив к человеку: ядерное освобождение не прошло даром, и его леса населяли чудовища, почти неуязвимые, - но, к счастью, им принадлежала только ночь. День был отдан безобидной живой мелочи - и людям. И оба мира - Ночи и Дня - старались не встречаться друг с другом.

Склон круто пошел вниз, в темно-зеленый полумрак, - но, оглянувшись, Найко ещё видел сине-золотистую стену убежища. Здесь было прохладнее, но воздух столь густ, что он словно плыл в море запахов. Иннка же скользила сквозь заросли перед ним, совершенно бесшумно.

Они спустились на самое дно лощины, туда, где земля стала черной и топкой, и где сквозь завалы упавших стволов бесшумно струился поток темной воды. Он немного пугал Найко своей беззвучной мощью, заметной лишь вблизи: достаточной, чтобы сбить с ног и унести.

Здесь было уже почти совершенно темно. Он не видел девушки, - её смуглая кожа сливалась с сумраком, и грива её светлых волос казалась ему чем-то совершенно независимым. Она пробиралась вниз по течению реки, всё дальше, и Найко начал тревожиться: она вела его в места, куда нельзя было заходить даже днем. Конечно, ночные звери не выйдут до заката, но здесь, где уже так темно, могут быть исключения...

Юноша начал злиться. У них не было необходимости идти так далеко: никто не запрещал им быть вместе так и сколько, сколько им нравилось. Но Иннка любила приключения. Наконец, она остановилась возле громадного ствола - даже упавший, он был ей по плечо.

- Здесь, - шепнула она, повернувшись к нему.

Найко обнял её. Иннка выгнулась, откинулась на шершавую кору, позволяя ему целовать её лицо, шею, уши; её маленькие ладошки ласкали нагую грудь юноши. Ладони Найко скользили по её животу и бедрам; ткань, прикрывавшая их, уже была аккуратно пристроена на стволе.

Это было явно не лучшее место для любви: босые ноги пары по щиколотку ушли в топкую грязь, к тому же, Найко, лаская подругу, постоянно осматривался. Ему очень мешала возня шагах в сорока: наммат, водяной ящер, уже приступил к трапезе, совершенно не стесняясь их.

Это создание числилось безвредным, - но оно было ростом ему по пояс и длиной метров в пять, и его толстая темно-зеленая туша могла привлечь хищников. Иннка же забыла обо всем: она откинула голову на грубую кору, её ресницы опустились, она судорожно вздыхала, выгибаясь под прикосновениями его губ к её нагой груди.

Найко пришлось ласкать её вполглаза, прислушиваясь и осматриваясь из-под падающих на лицо волос. И вдруг он понял, что всё это очень ему нравится. Здесь, возле реки, деревья расступались, и пара оказалась словно бы в громадном зале. Его стенами служили черные склоны лощины, крышей - шумящий зеленый свод, и глаза Найко то и дело косили на единственную брешь, - клочок пронзительно-синего вечернего неба.

Наконец, Иннка крепко обвила его руками и ногами; он обнял её, двигаясь быстро и упруго. Теперь он ничего не замечал, но это не продлилось долго: всего через минуту он вскрикнул в ослепляющей наслаждением судороге, и уткнулся в волосы подруги, стараясь перевести дух.

Мир вокруг медленно обретал очертания, словно бы всплывал из-под воды. Руки и ноги Иннки всё ещё крепко оплетали его, и он чувствовал всё её тело своим. У моря, на пляже, где они были наедине с небом и золотым песком, где у них было сколько угодно времени для обстоятельных, неторопливых игр, ему почему-то никогда не бывало так хорошо.

Он уже подумывал о продолжении, когда лес огласили трубные, переливчатые звуки, от которых по коже пошли мурашки: йахены приветствовали заход солнца. Пока ещё далеко, но, раз солнце зашло...

Иннка ловко выскользнула из его объятий, обернув вокруг бедер полосу ткани; ничего больше для перехода в приличный вид ей не требовалось. Найко нагнал её, затягивая повязку на ходу.

Назад они шли очень быстро, внимательно осматриваясь. Острота явной опасности и мысль о том, что они возвращаются домой, возбуждали. Эта ночь была последней перед первым его путешествием здесь, и ему хотелось сохранить в памяти что-нибудь необычное.

Они достигли Ана-Малау без помех, хотя в зарослях вокруг уже что-то подозрительно шуршало; это прекратилось лишь, когда они поднялись на холм, и впереди показалась монолитная стена здания. Она призрачно темнела, занимая, казалось, полнеба. Очень высоко наверху на её гладкой стали ещё лежали розоватые отблески заката.

Вокруг уже никого не было, и пара побежала вдоль зиявшей бездны расчерченного балками рва: с закатом ворота Ана-Малау закрывались, - а солнце уже зашло. Они понимали, конечно, что их не закроют, пока все не окажутся внутри, - не должны, - но страх остаться ночью снаружи, был уже как инстинкт. Ещё никто на побережье не смог встретить утро, оставшись вне стен селений-крепостей.