На железном троне

Двадцать семь пехотных полков союзных и вассальных Дании герцогств[19] общей численностью примерно в пятнадцать тысяч человек[20]. Плюс пять тысяч кирасир. Да при полусотне малых орудий. Вполне себе серьезная сила, которая должна была поддержать войско, запертое в Мальмё. Но не сложилось.

Дмитрий развернул всех стрелков двух батальонов в одну жидкую линию, повзводно. За ними встали роты гренадеров с ручными мортирами на изготовку. А в просветах между пехотой островками разместились батареи полковой артиллерии, готовой не только накидывать гостинцев гранатами, но и бить картечью. Третий же батальон был отведен в резерв. Полк легкой полевой артиллерии встал на небольшой возвышенности в глубине позиций, изготовившись стрелять через боевые порядки своей пехоты.

Германские герцоги выехали на переговоры.

Дмитрий, немного поколебавшись, выступил навстречу, прихватив с собой не только воинов сопровождения, но и священников всех трех концессий, ну, то есть конфессий христианства. Он теперь их с собой постоянно таскал. Православный из белозерской общины, католик из иезуитов и шведский лютеранин из какого-то стокгольмского храма. Кого поймал, того и таскал. Для совета и благословения. Да они и не смели возражать.

Впрочем, герцоги все равно изрядно напряглись, заметив татуировку на лице. И ни крест «на пузе», ни священники в окружении не облегчили ситуации.

– Далеко же вы забрались, – первым произнес император, с усмешкой наблюдая за пристальными взглядами герцогов на его лицо.

– Это… что это на вашем лице? – наконец произнес Франц II Саксен-Лауэнбургский.

– Последствие обета, данного перед битвой. Выиграл бы и так, но нужно было приободрить своих людей. Воззвал к далекому предку. Пришлось держать данное слово.

– А… – понимающе покачали головой все, ровным счетом ничего не понимая.

– И как звали этого предка? – не удержался Филипп Юлий Померанский из Вольгаста.

– Я воззвал к одноглазому Одину, сыну Дурина, внуку Аулэ, правнук которого по имени Скьёльд основал дом, мужской род которого не прерывался вот уже более тысячи лет.

Наступила гробовая тишина. Даже лошади не фыркали, впечатленные моментом. Ну, или так всем просто показалось.

Наконец император усмехнулся и продолжил.

– Не пугайтесь вы так. Один давно принял Христа и верно служит ему, присматривая за Скандинавией. Урок мне на будущее. Не нужно лишний раз взывать к высшим силам там и тогда, когда можно справиться самому. Не выполнить обет, данный одним христианином другому, я просто не мог. В чем и получил благословение священников. Ведь так? – спросил Дмитрий, обращаясь к клирикам в его компании.

– Так, – закивали они синхронно.

– Боже… – наконец выдохнул Адольф Фридрих I Мекленбургский и перекрестился. – До нас доходили слухи, но мы не верили.

– А, – небрежно махнул рукой император. – Древняя кровь это просто древняя кровь. Один – не тот родитель, что опекает своих птенцов. Он уважает самостоятельность и решительность. Я вообще удивлен, что он пришел на помощь. Его любимая позиция – наблюдение со стороны. Ему больше нравятся герои и подвиги, а не божественные чудеса. Отчасти поэтому, я думаю, он и отозвался. Любопытно старику стало, как я буду выпутываться из этого затруднения, – махнул Дмитрий рукой в сторону татуировки. – Ведь мало кто знает, что Христос привел к присяге многих древних богов, которые стали вести дела от его имени на бренной земле. Не по статусу царю Небесному бегать по полям да крестьян гонять. Не все, конечно, подчинились. А кое-кто даже бунтует потихоньку или совсем из повиновения выходит. Но борьба государя со своей аристократией извечна и так же естественна, как необходимость обоих. Да и отец Иисуса слишком занят делами куда более интересными, чем наблюдение за копошением столь ничтожных червей. Ну да ладно, все это лирика. Вы воевать, я полагаю, прибыли?

– Да, – неуверенно произнес Адольф Фридрих I.

– Со мной?

– Да, – все так же неуверенно кивнул герцог Мекленбурга.

– Так давайте повоюем. Я, пожалуй, даже начинаю чувствовать вкус в боях, хотя поначалу боялся своего равнодушия к чужой смерти. Во мне просыпается какая-то страсть! Только мой вам совет – вперед не лезьте. Иоганн Адольф выскочил перед своими солдатами и погиб бесславно. Пуля-дура. Она же субординации не блюдет и разит кого ни попадя. Берегите себя. Не хотелось бы, чтобы эта война закончилась плачевно для стольких династий.

С этими словами он развернул своего коня и поехал к войскам, оставив герцогов со свитой переваривать услышанные ими чудовищные слова.

Какая-то возня в течение получаса.

И вот германцы атакуют кирасирами. Очень тонкое и жидкое построение не выглядит надежным и стойким к удару тяжелой кавалерии.

Вышли на позицию и построились где-то метрах в трехстах перед фронтом легиона.

Они были уже в зоне поражения и штуцеров, и пушек, и ручных мортир. Но Дмитрий решил немного поиграть. Поэтому дал отмашку на открытие огня, только когда по кирасирам затрубили наступление и кони двинулись вперед, стараясь держать равнение.

Свисток, слившийся своим переливом с товарищами.