На железном ветру

Приняв твердое и бесповоротное решение, он успокоился. Незамеченным вышел из квартиры, сбегая вниз, достал из-под лестницы обмундирование и спрятал в «темной» под своей кроватью.

На следующий день Михаил встал пораньше — выполнить задуманное следовало до того, как отец уйдет на работу. Наспех сделал несколько гимнастических упражнений и вышел на кухню умыться. Сестер уже не было — это хорошо, меньше крику. Долго плескался в тазике — все-таки нелегкое дело одной фразой разрушить отцовские иллюзии. Решил предстать перед отцом в новом обмундировании, при оружии, — оно солидней. Но получилось иначе.

Вошел в «темную» и обмер на пороге. В изголовье кровати стояли отец и мать. Подушка была откинута, на простыне лежали наган и пачка денег. На полу, на развернутой кожанке, — сапоги, синие галифе и ремень с кобурой. Понял: мать взялась убирать постель, и вот...

В морщинистом лице Настасьи Корнеевны не было ни кровинки, губы ходили ходуном, но звуков Михаил не слышал, точно мать находилась за стеклянной стеной. Столько боли увидел Михаил в ее глазах, что испугался за нее. Вид Егора Васильевича был грозен. Глаза его извергали молнии, усы встопорщились, как у разъяренного тигра.

— Где взял?

Голос у Егора Васильевича был придушенный, будто его схватили за горло.

У Михаила язык присох к гортани.

— Где взял, спрашиваю?

— Я... э...

— Где взял, сук-кин ты сын?! — загремел вдруг Егор Васильевич и грохнул кулаком по стене. Висевшая над кроватью книжная полка одним концом сорвалась с гвоздя — посыпались книги.

— Папа, я же... Ты же...

— Убью подлеца! Говори!!

Не помня себя, Егор Васильевич сграбастал наган, Настасья Корнеевна в ужасе закричала, повисла у него на руке...

— В Чека... В Чека я работаю!!! — отчаянно заорал Михаил. — Вчера зарплату выдали, паек, обмундирование!

— Вре-о-о-шь!

Михаил схватил пиджак, нашел удостоверение, трясущейся рукою подал отцу.

— Вот... вот... читай...

Настасья Корнеевна изловчилась, отобрала у мужа револьвер и прижала его к груди.

— Азер-бай-д-жан-ская Чрез-вычай-ная ко-мис-сия, — обеими руками ухватив книжечку, читал Егор Васильевич. — Дон-цов Ми-ха-ил Е-го-ро-вич... Кхэ... кхы... кгм....

Егор Васильевич надолго закашлялся. Он был смущен и чувствовал себя виноватым. Этим обстоятельством немедленно воспользовалась Настасья Корнеевна.

— Байбак сивоусый! — накинулась она на мужа. — Что же ты, не разобрамшись, на парня наорал? Чуток не убил, дьявол бешеный!

— А он чего молчал? — возразил Егор Васильевич, оправившись от смущения.

— «Молчал»! Да, может, ему начальство не велело сказывать. Спросить надобно было, а не орать, как оглашенному...

Настасья Корнеевна, видно, забыла, что в руке у нее револьвер и, разгорячившись, начала им размахивать под носом у мужа.

— Мама, он заряжен! — предупредил Михаил.

— Ой, батюшки!

Будто ядовитую змею, Настасья Корнеевна швырнула револьвер на кровать, зажмурилась и втянула голову в плечи.

Егор Васильевич неожиданно для всех рассмеялся.

— Э-эх, а туда же, с револьвертом подступает.

Дальше все обошлось как нельзя лучше. Отец не стал ругать Михаила за брошенную учебу. Видно, радость и облегчение от того, что не оправдались его худшие опасения, были слишком велики и мечта об инженерской будущности сына перед ними померкла. Паек, зарплата и казенное обмундирование тоже кое-что значили. И, наконец, если Мишка пошел по стопам Василия, то, значит, им обоим так на роду написано — быть чекистами. Одно непонятно, о чем думают начальники? Работа нешуточная, а набирают молокососов, да мало того — револьверы им доверяют. Времена...

Появление в доме огнестрельного оружия до смерти напугало мать. Поставила условие: уж коли нельзя наган оставлять за пределами квартиры, то пусть сын держит его незаряженным. Пришел домой — вынь из него, проклятущего, все, что, не дай бог, может выстрельнуть.

Михаил это условие принял.

14

На работу Михаил отправился, имея в кармане миллион, выданный матерью на мелкие расходы. Возможность тратить деньги по своему усмотрению порождала восхитительное чувство самостоятельности. Прежде всего Михаил завернул в раствор, помещавшийся в соседнем здании. Здесь старик грузин Сандро торговал квасом. Увидев в дверях Михаила, он распахнул руки, как бы собираясь принять покупателя в объятья, и возвестил:

— Халёдний квас — уважаем вас!

За кружку кваса, сдобренную уважением, пришлось выложить полмиллиона.

Дальнейший путь Михаила пролегал мимо лавки Мешади Аббаса. Остановился перед дверью лавки. Налицо было раздвоение желаний. С одной стороны, хотелось зайти и купить фундыха[8], с другой — донести оставшиеся полмиллиона до угла, где сидел чистильщик Варташа.

В лавке, кроме хозяина, никого не было. На полках сиротливо лежало несколько пачек чаю, сакис[9] на тарелочках и коробки спичек.