На железном ветру

Странно устроена жизнь. Около трех лет Журавлев прожил в маленькой Шуе и не помнил ни одного вечера, который не был бы до предела заполнен разнообразными делами и развлечениями. То собрание, то спортивная секция, то драмкружок, то поход на лыжах, то занятия с работницами, желающими повысить квалификацию. Время казалось спрессованным до предела. А здесь, в «столице мира», по вечерам он чувствовал себя обитателем глухой, по самые крыши занесенной снегом деревушки. Настоящая жизнь для него начиналась только утром, и всю ее заполняла работа.

В дверь тихонько постучали. Странно, кому это он понадобился? Может быть, тетушке Фашон, которая убирает его комнату? Журавлев встал, выглянул в прихожую, щелкнул выключателем.

— Войдите.

Дверь открылась — на пороге стояла девушка. На ней был серого цвета жакет и черная юбка. На плечи ниспадали слегка вьющиеся волосы, и на них чудом держался сдвинутый на ухо берет. Огромные темные глаза смотрели настороженно, однако губы тронула непроизвольная улыбка.

— Вы — мсье Журавлев? Русский? Я не ошиблась?

— Да, я Журавлев.

— У меня к вам есть дело.

Широким гостеприимным жестом Журавлев пригласил девушку в комнату.

— Прошу вас, мадемуазель.

«Похожа на южанку», — отметил он. Действительно, правильный нос, черные глаза, чистая матового оттенка кожа говорили о том, что в жилах девушки течет испанская либо гасконская кровь.

Впрочем, такому впечатлению противоречили широковатые, почти монгольского типа скулы и маленький, яблочком, подбородок. Девушка чем-то напоминала газель.

— Прошу прощения, мсье, — сказала она, садясь на предложенный стул. — Может быть, мое посещение неудобно для вас, но...

— Ну что вы, напротив, мне очень приятно, — любезно улыбнулся Журавлев, судорожно соображая, что бы такое еще сделать, чтобы создать у посетительницы наилучшее о себе мнение.

Положил перед нею пачку «Казбека».

— Курите?

— О, нет, благодарю.

— Чашечку кофе?

— Нет, нет, благодарю вас. Я ведь на минутку.

Она признательно улыбнулась, дав понять, что вполне, оценила его любезность. Он опустился на диван.

— Я вас слушаю, мадемуазель.

Сердце его билось учащенно. «Ну и ну, до чего красива — обалдеть можно, — оторопело думал он. — А глаза? Бархат, «Украинская ночь» Куинджи, а не глаза».

— Собственно, мне нечего говорить, мсье Журавлев. Я должна передать вам письмо.

Из маленькой, розовой замши сумочки она достала сиреневого цвета конверт, протянула Журавлеву и встала, чтобы уйти.

Журавлев мельком взглянул на конверт — он был чист. Это показалось подозрительным. Вспомнились случаи провокаций...

— Одну минуту, мадемуазель!

Журавлев вскочил и загородил собою дверь. В больших черных глазах девушки уловил растерянность. Желая скрыть от нее свои подозрения, мягко сказал:

— Возможно, вы ошиблись. Французы легко путают русские фамилии. А на конверте нет никаких указаний на то, что письмо адресовано именно мне.

— Но меня просили вручить его вам.

— Кто просил?

Девушка смутилась — на матовых щеках ее выступил легкий румянец, взгляд метнулся в сторону.

— Видите ли, мсье... Я не имею права сказать. Меня просили не говорить...

— В таком случае, я не могу принять письмо. Возьмите его.

И он протянул девушке конверт.

Она отдернула руки, точно письмо могло обжечь ее, сказала с тихим отчаянием:

— Но поверьте, это очень важно для вас, для вашей страны.

— Даже так? — иронически улыбнулся Журавлев, однако в душе зародилось сомнение: девушка не похожа на провокатора, в поведении ее нет и следов притворства.

— Хорошо, — сказал Журавлев, решительно прошел к столу. — Садитесь. Я прочитаю письмо в вашем присутствии. Надеюсь, вы не против?

Она насмешливо передернула плечиками.

— Если это доставит вам удовольствие, мсье...

Журавлев счел необходимым галантно поклониться и быстро распечатал конверт. Письмо было написано по-французски убористым почерком и занимало две страницы.