На железном ветру

Конец. Неужели конец? Да, выхода нет. Знают свое дело, сволочи... Заорать? Тотчас ворвутся эти из столовой, затолкают в рот кляп... А если?.. У него свободны ноги. Броситься прямо со стулом, головой вперед, разбить окно, вывалиться наружу... Нет, слишком узок переплет рамы, спинка стула задержит. Конечно, он разобьет стекло, возможно, успеет позвать на помощь... Но что это даст?.. Лора немедленно прибежит сюда. Ее схватят, и они вместе проделают путешествие в сторону Таверни. Негативы никогда не попадут в руки Воронина. Это в лучшем случае. В худшем, Лора может не выдержать и все рассказать... О Северцеве. Тогда — полное поражение. Ах, Лора, Лора... Возможно, ты увидишь, как меня повезут... Если еще не ушла Но ты бессильна помешать убийцам — моя резервная фигура... Мой засадный полк.

И вдруг... Сначала он не поверил себе. Нет, так не бывает. Невозможно задержать топор палача, когда сделан замах. Нельзя остановить нож гильотины после того, как нажат рычаг... Цепочка умозаключений рассыпалась. И тотчас, как кубики, на каждом из которых нанесена часть картинки, вновь соединилась в целостный рисунок. И как Михаил ни вертел его, он не видел в нем искажений, натяжек. Части были точно подогнаны друг к другу. Но Лора... Если она ушла — конец. Спокойно, спокойно, спокойно, — предупредительно выстукивало в мозгу. Лаврухин не должен заметить ничего. Ни потери надежд, ни возвращения к надеждам. НИЧЕГО! В этом все дело. И не тяни, не тяни. Большая пауза подозрительна. Продолжительность ее должна лишь соответствовать безразличию к угрозам, выражать уверенность в собственной неуязвимости.

Нехотя, точно делая одолжение, Михаил поднял на Лаврухина взгляд.

— Вы все сказали?

— О, наконец-то я слышу ваш голос, — улыбчиво отозвался Лаврухин. — Да, я сказал все. А разве что-нибудь неясно?

— Неясно, как вы будете объясняться с полицией.

— Бросьте, Донцов, не хватайтесь за соломинку. Вы же умный человек...

— Вот как! Я склонен думать, что меня здесь принимают за дурака.

— Перестаньте ломать комедию. Да или нет, иначе...

— Иначе вы кликнете Шевелева, он отвезет меня в сторону Таверни, воткнет под ребра нож. Могу я узнать, сколько времени?

— Извольте: половина четвертого.

Сердце Михаила тоскливо сжалось — сейчас Лора, верно, выходит из кафе. Но игру надо было доводить до конца.

— Если я не выйду отсюда через пятнадцать минут, некий мой знакомый отправится на набережную Д’Орфевр и изложит там все обстоятельства дела. Через час за этим столом будет сидеть комиссар криминальной полиции, вы же займете мое место. Не знаю, что вы предпочтете: молчать или говорить, не знаю, обнаружит ли полиция убийство и вашу связь с германской разведкой, но то, что вы навсегда лишитесь надежды получить французское гражданство, — несомненно.

Лаврухин тихонько засмеялся. Ни растерянности, ни встревоженности, ни гнева не заметил Михаил в его глазах — только иронию.

— Превосходный спектакль, Донцов. Отдаю вам должное — вы неплохо подготовились к нашей встрече. И для смертника выглядите бодро. Я получил истинное удовольствие от беседы с вами. Но согласитесь, наивно предполагать, что кто-то поверит в басню о «некоем знакомом».

— В отличие от вас, я никогда не рассчитываю на чью-либо наивность. В наших с вами интересах получить доказательства моей правоты. Я не желаю умереть, вы — попасть на крючок полиции. Так поторопитесь. Через несколько минут будет поздно, даже если вы меня отпустите.

В глазах Лаврухина промелькнуло беспокойство. Михаил понял: попал в цель.

— Что ж вы медлите? Отвяжите меня от стула.

— И вы сиганете в окно?

— Зачем? Я спокойно выйду через дверь.

— Шевелев!

Горбоносый вырос на пороге немедленно, должно быть он поджидал за дверью.

— Начинать, Алекс?

— Нет, развяжите его.

Простыня упала Михаилу на колени. Он встал, оглянулся. Шевелев стоял сзади, держа правую руку в кармане.

— Прошу вас подойти вместе со мною к окну, — сказал Михаил, сделав Лаврухину приглашающий жест.

Загляни он в зеркало, он увидел бы человека с окаменевшим, накрепко замкнутым лицом. Внутренне собранного человека. Но сердце его готово было разорваться. Ушла или не ушла? Обстоятельства приняли странный оборот. Его судьба зависела теперь от того, в точности выполнила Лора распоряжение или ослушалась.

Первое означало смерть. Второе — жизнь.

Он подошел к окну. Справа рядом остановился Лаврухин. Слева, немного позади, — Шевелев.

Михаил спиною чувствовал его нацеленный взгляд.

— Любопытно, что же вы нам покажете? — словно издали услышал он голос Лаврухина.

Шапочка Лоры не белела за окном кафе. «Ушла». Не будь сейчас его воля, вся, на какую он способен, направлена внутрь, на себя, он, наверное, застонал бы. Ах, Лора... Зачем ты?..

По тротуару шли люди. Мужчины в котелках, в фуражках, женщины в шляпках и шапочках. Но Михаилу они представлялись только бесплотными и ненужными деталями декорации. Они, как и дома, и серое небо, и весь мир, существовали для него последние минуты.

Белая шапочка показалась в дверях кафе.

Жизнь! «Взгляни, взгляни сюда! Взгляни!» — вопила в нем каждая клеточка.