На златом престоле

Вышел прочь из постылого бабинца, напоённого ароматами благовоний, спустился на нижнее жило, остоялся в холодных сенях. Понемногу отошёл от неприятного разговора, мысли стали яснее, прозрачнее, пустота постепенно отступала.

С Ольгой следовало помириться. Погорячился он насчёт монастыря. Во-первых, у них дети. Ради детей стоит держаться друг за дружку. Во-вторых, у неё братья — сильные владетельные князья. Андрей — в Суздале, Глеб — в недалёком Переяславле. Не время враждовать с ними. Берладник — вот его главная забота. Не надо забывать также и о крамольных боярах — о Ляхе, об Иване Домажириче.

Кликнув старого Гарбуза, он велел собирать малый совет.

...Избигнев, ведающий теперь всеми посольскими делами, говорил веско, спокойным ровным голосом:

— Берладника сейчас Давидович не отдаст. Не для того освобождал он его. Вот если бы ты, княже, напугал его, тогда, может, и по-иному будет.

— Что посоветуешь? — супясь, спросил Ярослав.

— Союзы крепить. С уграми, с чехами, с ляхами.

— Ты прав. Но сего мало. Не с одними иноземцами надлежит сговариваться. Свои, русские князья в сем деле помочь должны, — задумчиво промолвил Ярослав. — Первым делом мыслю в Чернигов посла направить. Ко двум Святославам, Ольговичу и Всеволодовичу, стрыю и сыновцу. Поедешь ты, боярин Щепан. Муж ты опытный, в делах смыслен. Убедить надо обоих Святославов, что Берладник, вольно или невольно, нарушает на Руси мир и покой. Пусть на Давидовича давят. Ну а у меня иная ещё одна задумка имеется. Но о ней говорить рано. Придёт час...

Окончился короткий совет в палате. Смутно было на душе, словно сила тяжкая нависла над Ярославом, словно меч острый висел над его головой, готовый в любое мгновение внезапно обрушиться. С Изяславом Мстиславичем покойным он воевал, но по прежним, отцовым, доставшимся ему в наследство противостояниям и делам и готов был мириться, идти на уступки, с Долгоруким был в союзе, пусть и неравноправном. Но как быть с Давидовичем — человеком заносчивым, гордым, непредсказуемым, Ярослав не знал. Помнил горевшую Ушицу, саблю, оставившую на щеке шрам до скончания земных дней, проникался неприязнью к нынешнему владетелю Киева и думал, непрестанно думал о том, что против него надо сколачивать не союзы даже, а целую коалицию. И не только в Берладнике было дело. Жаждал Давидович быть на Руси первым, навязывать другим князьям свою волю, а на дворе был не прошлый век.

...Ночью, как ни в чём не бывало, явилась к нему Ольга. О покойном Долгоруком более не поминалось, снова страсть животная, похоть овладевала ими обоими, и снова после створённого охватывало Ярослава чувство гадливости. Забросив руки за голову, князь смотрел во тьму. Рядом, удовлетворив плоть, громко храпела Ольга.

Почему-то именно в эту ночь, тёмную, непроглядную, беззвёздную, мечталось ему о любви, сильной глубокой, яркой. Есть ли на свете такая женщина, с которой был бы он счастлив, которой мог бы доверять, с которой был бы близок не только ночью на ложе? Становилось одиноко, тоскливо, но вместе с тем неведомо отчего вспыхнула живой искоркой и росла в душе Ярослава надежда. Да, он непременно найдёт, встретит на земном пути своём высокую пламенную любовь, и тогда жизнь его расцветёт новыми красками, как весенний луг, покрытый одуванчиками и васильками. Тоска уходила, место её занимало ожидание чего-то светлого, неведомого доселе. Даже мысли о Давидовиче и Берладнике куда-то ушли, провалились на время, осталось только это ощущение лёгкости. Словно летел он в солнечные дали, скрываясь от низменных страстей мира сего.

ГЛАВА 43

Звенели доспехи. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь густую листву гигантов — дубов, переливалось харалужное оружие и шеломы. Медленно двигались возы с поклажей. Который день уже шли ловы, тешились богатырской забавой киевские и черниговские ратники. Впереди, на статных конях, оба князя — киевский Изяслав Давидович и безудельный Иван Берладник. Оба в золочёных бронях, с мечами в обшитых сафьяном ножнах. Всякого зверья полны деревские пущи. Давеча завалили огромного кабана — секача. Ловко пронзил его Изяслав Давидович своим копьём, достал до самого сердца. Хвалили ратники своего князя, славили и всегда бывшую рядом с мужем княгиню Марфу — метко стреляла она затаившихся в ветвях высоких сосен белок. Не хуже доброго охотника могла княгиня попасть рыжей летяге в глаз, не повредив ценного меха. Впрочем, лов для всех их был просто забавой. Не купцы, чай, чтоб подсчитывать грядущие барыши, не смерды, чтоб думать, как прокормиться шкурками и мясом.

Выехали дружинники на лесную поляну, решили учинить привал. Лошадей привязали к стволам деревьев, посреди поляны разводили костры, жарили на вертелах сочное кабанье мясо. Появилось вино, полился в походные оловянные чары крепкий пенистый мёд. Весельем, смехом, шутками наполнился прохладный осенний воздух.