На златом престоле

— Надо же, птенцу сему слово дал! И кто он таков! Ну, сын свиноградского воеводы, дак и что?! Вон у нас, почитай, у каждого сыны взрослые, многие и постарше, и поопытнее сего малолетки будут! И что он тамо молвит?! Так, глупость какую-нибудь!

Так рассуждали великие летами владетели обширных вотчин Галицкой земли. Избигнев же взял да и предложил:

— Ты, княже, Давидовичу не отказывай. Незачем его злить. Ты клич брось. Биричи¹ на площадях в городах пускай глаголют: собирает, мол, князь киевский рать на Туров. Кто потешиться желает, показать себя в деле воинском — пусть ступает в Киев. Мыслю, немало охотников сыщется. Сидят молодцы удатные без дела, а отличиться хочется. Вон, при отце твоём, говорят, даже в крестовый поход идти в Палестину немало жаждущих было. Оборужи их да к Изяславу и отправь. И свою дружину в целости сохранишь, и всяким смутьянам и крикунам занятие сыщешь. Ещё объявить вели: кто, мол, в поход сей пойдёт, тому прежние прегрешения простятся. Тогда многие людишки лихие, в Горбах разбоем промышляющие, в поход сей ринутся. И закупы беглые такожде придут.

Не ждали думцы столь разумной речи от Ивачича. Многие одобрительно затрясли бородами. Но нашлись тотчас и такие, кто начал шуметь:

— Енточтож?! Беглых прощать?! Разбойников?!

— А коли долг за закупом, али холоп какой от меня сбежал, что, не отдадут мне его.топерича, что ли?!

Прервал снова крики Ярослав. Встал со стольца, сдвинул брови, молвил веско:

— Покуда так содеем, как Избигнев советует. А тамо поглядим. Коли с добычей воротится иной закуп, той добычей и откупится. А коли не сумеет, что ж. Тогда и порешим, как быть. В любом случае в накладе вы, мужи, не останетесь.

Он с благодарностью посмотрел на скромно устроившегося в углу Избигнева.

«Вот ведь какой молодец! Как верно придумал! И овцы целы, и волки сыты! Но сыты ли?»

Всматривался в лица бояр, такие разные, ловил насторожённые взгляды, слышал неодобрительный шепоток, понимал:

’ Бирич — глашатай.

много у него здесь, в Галиче, тайных недругов. Потому и доверять надобно тем только, в ком уверен, как в самом себе.

Сел князь обратно на столец, ещё раз обвёл пристальным взором собрание, приказал:

— Боярин Коснятин Серославич! Тебе поручаю рать собирать и вести. Ведаю, смыслён ты в воинском деле. А будешь у Давидовича, о Берладнике ему при случае напомни.

Коснятин кланялся ему до земли, благодарил за честь. Почтителен был молодой боярин, тих, вроде как и предан, все дела творил толково. Не догадывался Ярослав, что ненавидит его Серославич лютой ненавистью.

...Вечером явился Коснятин, как не раз бывало в последнее время, к Млаве. Сидел, злился, рассказывал о совете, о Давидовиче, о том, что поручено ему готовить и вести под Туров рати.

Женщина слушала, подперев кулачком пухлую румяную щёку. Выпирали под саяном, прямо чуть не на столе лежали большие груди. Сладка, ох сладка была Млава! Умела приголубить, умела когда разжечь, а когда, наоборот, успокоить. Как-то неприметно, постепенно, но оказался молодой Серославич целиком в воле бывшей Владимирковой полюбовницы. Во всём её слушал, каждый шаг свой делал, только с ней посовещавшись. Словно сетью паучьей опутала его ловкая жёнка. Начинал мало-помалу это понимать, тяготиться стал зависимостью своей, но поделать покуда ничего не мог. Пересиливала ненависть к Ярославу, запрятанная в глубинах души. Да и Млава знала, чем привязать к себе молодого боярина.

Выслушав его, проворковала она ласковым голоском:

— Ты, Коснятинушка, дей, как князь байт. Токмо когда у Давидовича будешь, шепни ему тихонечко: многие в Галиче не любят Ярослава. Большую власть взял он. Нам бы другого кого, более покладистого, чтоб в нашей воле ходил и не кознодействовал, как Ярославка, за спинами нашими. И чтоб добро наше защитить мог. На Берладника намекни. Разумеешь?

Коснятин долго молчал, потом вдруг спросил:

— Где ныне, Млава, супруг твой, боярин Лях? Слыхал я, в Силезии он укрылся.

Млава загадочно улыбнулась:

— Ближе он, много ближе. Так содеешь, как глаголю?

— Ладно, — кивнул Серославич.

Ночь он провёл в её объятиях, а когда утром, перед рассветом, невыспавшийся, хмурый, на скорую руку напялив на плечи кафтан, выехал на коне за ворота её двора и медленно затрусил по безлюдной кривой улочке, решил по-другому.

«Какая мне выгода от Берладника? На что он мне сдался? Равно как и Давидович сей? Что там Млава замышляет, Бог весть. Может, довольно за ней, как баран на верёвочке, хаживать?! Пора самому... Не надобен мне Берладник. А она, вишь, жёнка хитрая, муженька своего скрывает где-то, темнит. Ни о чём с Давидовичем говорить не стану. Млаве потом отбрехаюсь, недосуг, мол, не пришлось. Далеко князь, не подобраться к нему было».

Хлестнул Коснятин плетью скакуна, помчал лёгким намётом вверх на гору. Надо было спешить исполнять Ярославово поручение, рассылать по городам скорых биричей.

...Не один Коснятин не спал в ту ночь. Не до сна было и князю Ярославу. Позвав Избигнева и Семьюнку, спустился он под лестницу в каморку, занимаемую иноком Тимофеем.