На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Первый день обратного пути был омрачен длительным дождем, и до барака мы добрались только вечером 20 июня.

К Чалбыге я подходил в полумраке белой колымской ночи. Ковяткин немного отстал в поисках более мелкого перехода через протоку Нелькобы, которую мы с Кутом Мужественно преодолели: я — вброд, по пояс, Кут — вплавь. Миша и Петр с лошадьми остались, далеко позади. Подойдя к берегу Чалбыги, я с удовлетворением увидел, что дверь барака, которую мы перед уходом заколотили гвоздями, настежь открыта. Значит, поисковый отряд уже вернулся. Перебредя Чалбыгу, я подошел к бараку и был неприятно удивлен, увидев, что возле него в беспорядке валяются брюки, телогрейка и другие части одежды. Под большой лиственницей лежали полушубок и подушка, прислоненная к корню дерева. Все это было насквозь промокшим от вчерашнего дождя.

В бараке, где перед отъездом груз и вещи были аккуратно сложены, царил настоящий хаос — все было беспорядочно разбросано.

Присмотревшись внимательнее, я увидел в углу на разостланном брезенте две прикрытые одеялом фигуры с торчащими из-под него валенками. Я со злостью сбросил одеяло в полной уверенности, что под ним лежат виновники всего этого ералаша, и буквально остолбенел, увидев, что это только две пары валенок и две подушки. Стало как-то не по себе. Что же случилось? В это время в двери барака показалась темная фигура — подошел Ковяткин, а через некоторое время подъехали Петр и Миша.

Мы зажгли свечу и стали внимательно осматривать барак. Все в нем оказалось перевернутым, перепутанным и разбросанным. Создавалось впечатление, будто здесь что-то спешно искали, затем второпях выскочили из барака и больше не вернулись. Мы обнаружили узелок с продуктами, отложенные документы Родионова, отлитый в бутылку спирт, находившийся в жестяной банке. Осмотр банки показал, что спирт почти весь цел. В углу стояла японская винтовка, которую брали с собой поисковики. По оставленным следам, одежде и документам видно, что здесь был Родионов, а, быть может, и еще кто-нибудь из отряда Перебитюка. Следов лошадей около барака мы не обнаружили. Что же произошло? Куда делись бывшие здесь люда? Почему они так поспешно выбежали из барака, даже не захватив оружия, не взяв приготовленного узелка с продуктами? Мы недоумевали. Одно предположение сменялось другим. Ясно было только, что все это случилось до вчерашнего дождя, так как в противном случае под деревом не лежал бы мокрый полушубок да еще с подушкой. Видимо, кто-то в теплый ясный день отдыхал снаружи на разостланном полушубке.

Мы долго и безрезультатно ломали головы и решили наконец пройти вниз по Чалбыге, а затем по Нелькобе в поисках каких-нибудь следов.

Оставив Абтрахманова в бараке готовить ужин, мы втроем отправились вдоль берега Чалбыги.

Едва мы прошли каких-нибудь полтора — два километра, как около барака раздались два торопливых выстрела — сигнал «идите скорее сюда». Что такое?

Взволнованные, мы почти бегом направились обратно.

В дверях барака нас встретил мокрый Фирсов.

— В чем дело? — закричал я. — Где остальные?

— Пульман и Перебитюк километрах в пятнадцати отсюда. Георгия нет уже девять суток.

— Как нет? Где же он?

— Ушел больной на второй день в барак.

— Из вас кто-нибудь был в бараке?

— Нет, никто не был, мы находились на работе.

В довершение ко всему новое несчастье: оказалось, что обе лошади поисковиков сдохли. Поисковики решили добираться до барака на плоту, но потерпели крушение: залетели в завалы коряжника и утопили вьючный ящик, суму, лоток и разную мелочь. Кое-что удалось спасти. Фирсова срочно послали в барак. Остальные тоже идут сюда.

Из дальнейших расспросов выяснилось, что на другой день после того, как отряд километров на десять отошел от барака, Гоша заболел. У него разболелось горло и поднялась температура. Несмотря на уговоры, он категорически заявил, что уходит в барак и там отлежится до возвращения отряда. От провожатого он отказался:

— До барака всего 10 километров. Как-нибудь доберусь.

И вот они легкомысленно отпустили его.

До барака он добрался. Затем, по-видимому в полубредовом состоянии, стал собираться куда-то в дорогу. В бараке остались два мешочка, подготовленные в дорогу: один с продуктами, второй с вещами, деньгами и документами. Видимо, Георгий собирался уходить, находясь еще в сознании, а затем, впав в беспамятство, покинул барак, не взяв с собой ничего, даже табакерки со спичками и бумагой, которую он, как страстный курильщик, всегда держал при себе.

Через несколько часов после прихода Фирсова появились измученные, какие-то потускневшие Перебитюк и Пульман. Много горьких слов было сказано по их адресу. Оба молчали, виновато потупив голову. Да и что они могли ответить в свое оправдание? Оба признали, что сделали грубую ошибку, когда поддались уговорам Родионова и отпустили его. Надо было при всех обстоятельствах задержать его, оставить в палатке и ходить в маршруты от этой палатки как от центра. И вот результат: Родионова нет, и кто знает, жив ли он и найдем ли мы его.