На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Вместе с транспортом прибыли остальные члены экспедиции Билибина. Постепенно стали подъезжать новые старательские артели. Золотодобыча велась все на том же небольшом участке в нижнем течении Безымянного, долина которого была вдоль и поперек ископана старательскими ямами. Золото здесь было очень неравномерным, и одни артели зарабатывали неплохо, в то время как другие тут же рядом не могли заработать себе на пропитание.

Со всей остротой вставал вопрос, где развертывать золотодобычу. Проводившиеся экспедицией разведочные работы не давали положительных результатов. Надо было форсировать поисковые работы, но на прибытие конного транспорта можно было рассчитывать в лучшем случае не ранее середины июня.

Сплывая вниз по Колыме к Среднекану, Билибин еще осенью 1928 года обратил внимание на гранитный голец Бас-Угунья, с которого брала начало речка, впоследствии названная Утиной. Золотое оруденение обычно связано с гранитами, поэтому эта речка представляла интерес с точки зрения возможной золотоносности.

Устье Утиной находится километров на сто выше устья Среднекана. Билибин решил завезти туда зимним путем Раковского, с тем чтобы тот, проведя опробование Утиной, спустился затем на плоту вниз по Колыме до Среднекана. Цареградского он решил перебросить в верховья Буюнды, откуда тот должен был сплывать вниз до Колымы, ведя геологическую съемку. Бертину поручалось пешим порядком провести опробование верхнего течения Среднекана. Что касается самого Билибина, то он решил вместе с Казанли повторить сплав по Бахапче, но теперь уже в большую воду, с грузом снаряжения и продовольствия для Среднеканского прииска.

Несмотря на трудные условия, сплав прошел благополучно. Этот водный путь сыграл исключительно важную роль в снабжении нового приискового района. Одним гужевым транспортом обойтись было невозможно.

Проплывая мимо Утиной, Билибин сделал привал. По договоренности с Раковским тот должен был оставить для него письменное сообщение о результатах работ. В расщепе дерева Билибин издали увидел белый лоскут бумаги. Не зная, в чьи руки попадет записка, Раковский ограничился короткой фразой на английском языке, написанной русскими буквами: «Тер из э вери гуд голд ин тзис ривер» (в этой речке очень хорошее золото).

Вначале дела у Раковского шли неважно. Опробование Утиной показывало только знаки золота. Не было ни одной пробы, которая дала хотя бы слабое золото. Продукты подходили к концу. Надо было возвращаться. Отправив двух своих товарищей на устье Утиной строить плот, Раковский с одним из спутников решил пройти еще немного вверх по речке.

С тяжелым настроением вечером 12 июня, ровно через год после выезда экспедиции из Владивостока, Раковский дошел до левого ответвления Утиной и остановился на ночлег. Пока ставилась палатка и готовился ужин, он отправился на берег и из крутого обрыва взял пробу. Она дала около двух граммов золота на лоток. В переводе на кубометр это составляло баснословное количество — двести граммов. Не поверив своим глазам, он перешел на другое место и повторил пробу. Результат получился тот же.

Напрасно товарищ звал его ужинать. Позабыв обо всем, он в светлых сумерках долгого летнего дня продолжал смывать лоток за лотком, опробуя все новые и новые участки. И везде на дне лотка виднелись крупные увесистые золотинки, сопровождаемые россыпью золотой мелочи.

Всю ночь Раковский не мог уснуть. Мысль о найденном золоте не давала ему покоя. Рано утром он встал и принялся внимательно всматриваться в каменистое дно ключа, в котором местами виднелись поставленные на ребро сланцевые породы — так называемая сланцевая щетка.

В одном месте сквозь неглубокий слой прозрачной воды ему почудилось среди темной сланцевой массы какое-то желтоватое мерцание. Не веря себе, он осторожно вошел в воду и из углубления в сланцевой щетке вытащил небольшой плоский самородок. Он позвал своего спутника. В течение двух или трех часов оба они с увлечением предавались необыкновенному занятию — выбиранию из сланцевой щетки самородков золота.

Только после того как самородки почти доверху заполнили коробку из-под папирос «Казбек», Раковский решил остановиться. Взглянув на своего спутника, он удивился его странному виду. Тот стоял с каким-то необычным выражением лица, то бледнел, то краснел, порывался что-то сказать и внезапно умолкал.

— Что с тобой? — недоуменно спросил Раковский.

— Сережа, — решительно произнес тот, — Сережа, ведь такое бывает только раз в жизни! Давай промолчим, скажем, что по Утиной нет золота, — ведь его там и нет. А сами потом придем сюда стараться. Ведь это же богатство, Сережа!

— Слушай, — сказал Раковский, — ты не говорил, а я не слышал. И чтобы больше никогда такого разговора не было. Понял? А если не понял, то подумай и пойми! — Тот виновато опустил голову.

К чести этого человека надо сказать, что из него вышел один из прекрасных добросовестных разведчиков, и он, вероятно, сам не раз с краской стыда вспоминал об этой минуте слабости.