– Ошибаешься, Стась, это не дерьмо. Вспомни щенка, который отворачивается от миски с кашей, пока его носом туда не сунешь. Вот так и ты… Да ты расслабься, Щеголь. Может, выпить хочешь? Коньячок! Для такого гостя, как ты, мне ничего не жалко.
– В глотку не полезет.
– А вот это ты напрасно, – мягко укорил его Беспалый. – Знаешь, коньячок – вещица полезная, если, конечно, употреблять его в меру. Снимает стресс, расширяет сосуды. А ведь мы с тобой приближаемся к тому возрасту, когда себя уже следует беречь. Я, к примеру, не отказываю себе в удовольствии выпить в день рюмочку.
Капитан налил коньяк в низкую пузатую рюмку и решительно опрокинул темно-коричневую жидкость в раскрытый рот.
– Крепка! Как ее только пьют, проклятую… Знаешь, Щеголь, я давно к тебе присматриваюсь. В тебе есть нечто такое, что напрочь отсутствует у многих. Характер! И не просто характер, а воровской характер. Не зря говорили в старину: «Ищи смелого в тюрьме!» Ты из таких. А потом, в тебе есть честолюбие, и я уверен, что ты не будешь довольствоваться ролью тупоголового гладиатора, который по указке пахана готов проломить голову любому. Ты пойдешь выше! И я помогу тебе в этом.
– Покупаешь, гражданин начальник?
– Совсем нет. Предлагаю тебе равноценную сделку. Через несколько лет я сделаю тебя паханом зоны, а возможно, даже вором в законе, но ты в свою очередь должен исполнять любое мое распоряжение. Если я приказываю навесить на кого-то «косяк», ты должен исполнить. Если нужно будет попридержать мужичков, которые слишком много рассуждают, то ты должен будешь найти управу и на них. Да ты присядь! – любезно разрешил Беспалый. И когда Щеголь тяжело опустился на грубо сколоченный табурет, все так же весело продолжал: – Теперь мы с тобой встречаться будем почаще. Не хочу повторять, но этот разговор должен остаться между нами.
Беспалый в совершенстве владел искусством ведения разговора. Он умел быть раскрепощенным, как вор во время кутежа, откровенен, как грешник на исповеди, и лучезарной улыбкой умел расположить к себе даже недруга. Этому невозможно было научиться в милицейских школах, скорее всего, это был божий дар.
– Как ты узнал… обо мне?
– Можешь не волноваться. Дрозда уже нет в живых – он загнулся от рака желудка. Кто знает, может быть, здесь сыграла свою роль и та рана, которую ты нанес ему несколько лет назад. Мы были с ним ба-альшими приятелями, и он мне передоверил кое-какие секреты. Возможно, он хотел использовать тебя как-то в своих целях, но исполниться этому, как видишь, было не суждено.
– Ты говоришь так, как будто я уже дал свое согласие.
– Поразмысли, Щеголь, у тебя нет другого выхода. Ты же неглупый парень и должен понять, что мы нужны друг другу.
– Ты вот считаешь, что я сумею подняться, но ты же должен знать, что я «химик», а в воровской среде они не в особом почете.
– Я многое сумею для тебя сделать. В моих возможностях даже переписать статью, а потом я всегда буду прикрывать тебя. Ты и сейчас пользуешься кое-каким авторитетом среди гладиаторов. Я укреплю твой авторитет. Твоя же задача – выдвинуться среди зеков в лидеры.
– Наверняка найдутся и такие, которым не понравится мое возвышение, и они захотят меня «опустить».
– Этого ты не должен бояться, – голос капитана оставался спокойным, похоже, он все хорошо обдумал. – Я помогу тебе нейтрализовать любого авторитета. В моей власти отыскать на него такой компромат, что он заткнется на долгие годы. Ну как, согласен?
Беспалый протянул руку. Его широкая ладонь остановилась как раз напротив груди Щеголя.
– Хорошо… Я согласен. – Щеголь выдержал паузу, внимательно глядя в глаза Беспалому, слабо пожал протянутую руку и будто бы почувствовал прикосновение клейкой паутины.
Беспалый не обманул: действительно, где бы Щеголь ни находился, он постоянно ощущал его присутствие. Власть Беспалого распространялась не только на вверенной ему территории, но и уходила далеко за пределы лагеря. Поговаривали, будто он имел сильных покровителей, обязанных ему тем, что в местах заключения он опекал их непутевых чад, а порой умел даже закрывать глаза на такие их проступки, которые любому иному заключенному грозили бы новым сроком.
Беспалый даже выработал для Щеголя линию поведения и для начала посоветовал идти в «отрицалы», чтобы тем самым заработать среди осужденных еще больший авторитет.
Щеголь так и поступил – совсем скоро он переродился в ярого «отрицалу», которого не устраивала администрация, условия содержания, пайка «хозяина», лазарет, вши, тараканы, и если была бы возможность, так он начал бы «отрицать» воздух, которым дышат заключенные.
Своими действиями он скоро заработал очки, позволившие ему оставить «пехоту», и «блатные» стали посматривать на Щеголя как на перспективного «пацана», который через пару лет должен был стать одним из авторитетов зоны.
Даже прежнее воровское ремесло Щеголя – «химик» – не казалось недостойным, и уже никто, хотя бы в шутку, не называл его отравителем и тем более не укорял в лицо непопулярным промыслом.