Nabat_1

Nabat_1

Александр ГЕР

Мне в жизни выпал странный лот: По осевой идти вперед, Налево совесть не дает, Направо Бог не подает.

Иди, — сказал мне Бог, — Бодливым нету рог.

Тогда я вынес барабан И дробью зарядил. Не генерал и не драбант, Но всех разбередил.

Я шел один по осевой И всех будил мой дробный бой.

Одних он раздражал, Другим, как шило был в заду, Для третьих — правый фланг в ряду Четвертым был песком на льду, А пятым пятки жал.

А кто вослед за мной идет? Не оглянись! — сказал мне Лот.

Часть первая КЛЮЧ АРХАНГЕЛА МИХАИЛА

Униженная и оскорбленная Россия стояла нищенкой на пороге третьего тысячелетия; от былого величия императри­цы остались лохмотья горностаевой мантии, скрывавшей тело в язвах, державный скипетр в оспинах, в которых некогда гнездились драгоценные каменья, она прижимала одной ру­кой к впалой груди, другая вытянулась за подаянием. Вы­цвели орлы в ее глазах, чистый лоб морщили думы о бедственной своей участи.

Врата отворились, из малой щели пахнуло холодом веч­ности.

Всего лишь ключ был положен в ее протянутую длань, и вновь сомкнулись створы.

— У тебя есть полчаса, — произнес невидимый за врата­ми. — Уж пятый ангел вострубил...

Кто дерзнет назвать Дитя его на­стоящим именем? Немногие, знавшие об этом что-нибудь, которые не ос­тереглись безумно раскрыть перед чернью свое переполненное сердце, об­наружить свой взгляд, тех распинали и сжигали.

«Фауст», Гете

1 — 1

Рождество Христово, как никогда прежде, отмечалось в России пышно и величественно, в сиянии прожекторов и ми­риад лампочек, в треске петард, в разноцветье салютов, в торжественном прохождении оркестров музыки военной и хоровыми выступлениями, в ликующем славословии Христа и проникновенном песнопении, на улицах, площадях, в чо­порных ресторанах и концертных залах; в храмах, церквуш­ках, часовенках толпился праздный люд, колебалось пламя свечей и лампадок, высвечивая бликами неясные тени на ликах святых и лицах живущих ныне, вкушающих хлеб при­сно, и всяк настраивал себя творить добро всегда, везде, вспо­минал обрывки забытых молитв, чтобы нести свет в сердце, а в руках благое дело, дающее и свет и добро. С Рождеством Христовым, миряне! Две тысячи лет тому! Подавали старуш­кам, сирым и убогим, дающие и принимающие милость уми­ленно скороговорили: во имя Отца Небесного, да святится Имя Господне!

Падал тихий снежок, искрясь в ярком свете. Наступала благая ночь, за которой пряталось неизведанное.

«Кажется, празднества удались»,—удовлетворенно подумал президент и лидер партии коммунистов-христиан. Через гро­мадное окно своего кабинета он глядел па гуляющих по крем­левской брусчатке, заглядывающих в кремлевские церкви и залы, о ткрытые в этот вечер всем, наметанным взглядом выделяя оде­тых в штатское работников милиции, разведки, контрразведки, национальных дружинников, президентских гвардейцев, офи­церов корпуса безопасности — и как же иначе! — не дай бог случится что-либо, мало ли кощунников, смущающих простой люд кривдами о власть предержащих. Всегда так было, а в пер­вопрестольную в кои-то веки понаехало зарубежных гостей, прессы, телевидения, готовых по любому поводу растрезвонить на весь мир о том, что новые коммунисты ничем не отличаются от прежних большевиков, тот же террор к инакомыслящим, сыск, слежка, и не стоит эта власть громадных кредитов и прочей по­мощи, а давно пора отдать должное последнему доводу...

«Как бы не так! — злорадно хмыкнул своим мыслям пре­зидент. — Кишка тонка, господа хорошие! Боялись вы нас и бояться будете. Превратили Русь-матушку в помойку — тер­пите! — а ракет на вас с бору по сосенке найдем. — На его мясистом, ширококостном лице отражалась игра заоконных огней фейерверков, будто чертики шевелили изнутри косте­рок страстишек: — Захочу и...»

Он знал, что хотеть можно и сделать можно, если очень захотеть. Очень... Но ради чего? Не то время, не те силы, внутренние междуусобицы хуже чесотки надоели. Боятся — и достаточно. Держать в страхе сытых, соглашаться на их мирные проекты — много прибыльнее самой удачной вой­ны. Пока живу — боюсь. А мертвые ни страха, ни срама не имут. Удобно.

«Сим победит!» — прочувственно перекрестился прези­дент и всем своим крупным телом повернулся на голос во­шедшего помощника.

— Господин президент!

Помощник был костистым молодым человеком не более тридцати годов, на тонкой шее с крупным кадыком сидела большая голова, которую держал он с достоинством, изредка напоминавшим усилие.