Набат 1

— Вот уж, — с немым восхищением развел руками Момот. — Хотя незваным гостем не назову. Не просто так прибыли, а, Игорь Петрович? — улыбаясь, впускал гостя хозяин. — Именины сердца!

— Приятно говорить с умным человеком, — отшутился Судских.

Они поняли друг друга с первой минуты. Тузы — к тузам…

В доме он проводил гостя в уютный холл с видом на сонную речку.

— Чай, кофе или устроим раннюю трапезу?

— Почаевничаем для начала, а там видно будет.

— Сразу вижу, что такому гостю я окажу прием по полной программе, — сказал Момот и крикнул по-литовски в глубь дома.

Судских отметил: не иначе старый холостяк женился. Вопросов не задавал, а паузу заполнил пояснениями о своем макияже. Момот понимающе улыбнулся. Что-то еще было в его располагающей улыбке…

С подносом перед собой появилась молодая женщина. Судских сидел лицом к вошедшей. Его всегда мало трогали женские данные, а тут будто перед глазами взорвался пышный фейерверк, и сама собой стала понятной загадочная улыбка Момота.

Она была в красном облегающем платье из рубчатого трикотажа, схваченном у пояса добротным кожаным ремнем, поднос держала точно на уровне пояса, давая возможность видеть высокую грудь и талию: лезвие подноса будто перерезало тело, настолько тонкой была она. Да еще груди буквально взгромоздились на поднос двумя кипящими чайниками, носики-соски…

Не будучи быком по гороскопу, Судских отреагировал на красное с повышенным сердцебиением.

Добравшись до ее глаз, он еле выбрался потом из этих затемненных пушистыми ресницами зеленых омутов.

— Моя племянница, — представил Момот, словно не присутствовал только что на фиаско Судских. — Лайма. А это, Лайма, знаменитый генерал Судских, который побывал там, — указал он на потолок.

— О, генерал. — Лайма сделала почти торжественный поклон и что-то вроде книксена, ставя поднос на стол, почти коснувшись одним коленом пола. Судских не успел отвести глаза: белая полоска тела над кромкой чулка ослепила.

— Да будет вам, — улыбался он от неимоверного стыда и смущения. К тому же он одеревенел. Лишь уход Лаймы дал ему возможность прийти в себя.

Разлитый по чашкам отменный ароматный чай дымился. Судских помешивал его ложечкой тщательно.

— А сахар? — насмешливо спросил понимающий Момот.

— Остужаю, — сказал, переводя дух, Судских. Наконец-то он взял себя в руки. Шок прошел. Без промедления он приступил к теме:

— Георгий Георгиевич, вам не хотелось бы съездить на родину?

— Смотря за чем, — выжидал Момот.

— Я буду прям. Гречаный просит вас возглавить свою предвыборную кампанию и кое в чем разобраться.

— Кое в чем? Думаю, это означает, надо куда-то с головой зарыться. Не нашлось других?

— Считайте так. Нужен профессионал сразу во многих областях.

— Каких именно? — выяснял Момот, скорее давал гостю возможность пооткровеннее высказываться. — Вдруг я не тот профессионал.

— Тот, уверенно ответил Судских. — Нужен человек, который нетрадиционными методами сможет объединить русскую самобытность, верования и текущий момент, чтобы в будущем воссоздать основу духовности. Вы понимаете меня?

— Очень хорошо, — ответил Момот с видом, по которому трудно определить, польстился он на предложение или оно ему ни к чему. Его вопрос поставил все на свои места: — Ловить рыбку в мутной водице для пана атамана?

Честный Судских ответил прямо:

— Работа не сахар. Зато можете выдвигать любые требования.

— А если луну с неба?

— На луну полномочий Гречаного не хватит. На все реальное хватит моих. Я уполномочен принять их.

— Прежде всего гонорар. На идею не работаю.

— Как сочинителю государственного гимна. Царский.

— Ого! — воодушевился Момот. — Зря я раньше не вернулся.

— Как насчет прочих условий? — вел свою линию Судских.

— Тоже царские, — оценивающе смотрел на Судских Момот. Торг ему нравился. — Сначала я хотел бы получить не-лимитированное право на искоренение гадалок, знахарей и сектантов. Разумеется, с приставкой лже.

Последняя категория не выбивалась из разумных мер, знахари и гадалки выпячивались.

— Чем они вам так насолили? — спросил Судских, понимая, что его вопрос выпячивается не меньше.

— Вы правы. Именно насолили. После моей благоверной, мир праху ее, на душе остался осадок. Он помог мне глубже вникнуть в построение паутины обмана, которую плетут всяк по-своему, но цельную. Ведь под маркой знахарства и ясновидения обывателю можно скармливать любую жвачку. Вот вам иллюстрация…

Он нагнулся к нише столика, где лежали журналы в ярких обложках, выбрал один на немецком языке и развернул по закладке: