Набат-2

Юноша с крылышками повел его через все Куличково поле. Привольное до битвы, с сочными зеленями, оно побурело от пролитой крови, от взрыхленной копытами земли, словно припек август и сжег зелень в конце лета. Не та косьба навалилась. Вперемежку лежали в неестественных позах поляне и крымцы в кожаных доспехах, литовцы и беляне в медных наплечниках, сибирские татары в вывороченных шкурах, русичи в кольчугах, фряги в нарядных панцирях. Попадались сановитые с заносчивыми даже в смерти лицами, утомленные тысяцкие, суровые сотники, пешие без копий, конные без коней. Совсем недавно они ругались, понимая только ругань по звуку и не понимая обычных слов, хотя язык был доступный каждому, теперь дружно молчали, охраняя покоем ушедшее безумство.

Ангел вывел Гургуту к кряжистому дубу с краю рощи, где скрывался до срока засадный полк, откуда вылетел на своем жеребце Гургута навстречу пешему ангелу.

Под дубом стоял человек в воинском одеянии до того непонятного назначения и происхождения, что Гургута опешил. Судного ангела он уже нарисовал для себя с огромными крылами за спиной, чтоб летать по судам быстро, с пучком молний в руке, чтоб долго не разбираться и разить без промаха, как сам Перун, а тут и не понять, что за рогатка в руке, а ноги обуты в невероятные бахилы, словно лапти зашнурованные неумеха засновывал.

— Мир тебе, Гургута, — сказал судный.

— Мир вам, — откликнулся Гургута знакомым приветствием. Свой, получается, судный ангел, из русичей, из новгородских. Будет тогда дело, не обидит. — Что надобно, дядя? Отвечу, если смогу и боги позволят, — робко предложил он.

— Скажи, Гургута, в доме твоего дяди нет ли священных книг? Старинных и славных? Не бойся ответить посланцу Всевышнего.

— Так как же! — воспрянул духом Гургута. Это не вопрос, земляку такое сказать можно. — От деда оне! А дядька Дмитрий от самого князя Александра Невского род ведет, и я, стало быть. На Куличково поле как уходили, дядька их в холстину завернул и старцу Акиму велел доглядывать. Вернемся целы, поклон им, а не судьба коли, книги к волхву за Выксу переправят.

— Жив твой дядя остался, — сказал судный ангел. — А ты вот касожью стрелу проглядел.

— Так, — не нашелся с ответом Гургута, в глазах защемило от незаслуженной обиды. Был бы кто, а тут касогу поддался.

— Не кручинься, Гургута, — успокоил судный. — Сейчас ангел твой уведет тебя в светлое царство полегших воинов, а до того слетай с ним к мамане и вели ей книги передать князю Владимиру Андреевичу, — наказал судный, и Гургута возмутился:

— Почто так? Из рода в род передавали, сами могем сохранить, понимаем, чай, нова вера не любит древних писаний.

— Так надо, Гургута. От князя Владимира книги перейдут к сыну, их унаследует внук, а дальше попадут к первому Государю Всея Руси Василию Ивановичу. От жены его, пока не родившейся сестры твоей в третьем колене, минуя отца Василия Ивановича — Ивана Третьего. Так надо сделать.

— Вона, — удивился запутанный родственными цепочками Гургута и полюбопытствовал: — А так почто?

— Иначе опасно. Если книги останутся в вашем доме, тогда они перейдут к твоему двоюродному брату, потом к его сыну, а от него к племяннику, Ивану Шибанскому.

— Шибанские? — вовсе удивился юноша. — Я и есть Шибанский, Гургута Шибанский.

— Радуйся, — со спокойной улыбкой ответил судный ангел. — Иван Третий и есть Иван Шибанский, твой будущий потомок. Он смуту на Угре завершит.

— Ох, здорово! — возликовал Гургута. — В царские роды выйдем! — И осекся: — Так чего ж бояться-то? Оставь книги нам, княже, пособи славному роду, не ордынцы же!

Все мы из ордынцев, — заметил судный. — Только потомок твой женится на византийке Софье, а она свою веру укреплять станет и книги священные сразу уничтожит. А сделаешь, как я наставляю, тогда они попадут к сыну его Василию, потом к великому царю Ивану Грозному.

— Вон чего… — закрутило мозги Гургуте такими долгими сложностями. — А что еще надобно для вящей пользы сделать? — решил он помочь ангелу с книгами.

— Тогда скажи мне, — согласно кивнул ангел, — книги эти видел? Знаешь их по приметам?

— Знамо дело, — уверенно ответил Гургута.

— А нет ли на них приметных деталей? Защелки, скажем, из особого металла, доски заморского дерева, бумага…

Гургута помыслил и сказал:

— Есть. Мне-то их в руки брать не велено было, а дядька Дмитрий при мне вынимал их из поставца. И как он в руки первую брал, тут я напужался. Ровно в лицо жар бросило, как от каменки в бане. А дядька посмеялся. Понял, грит, Сила какая в этих писаниях? С неправой верой берясь, душу спалишь, с мякиной в голове — саму голову. Книжек пять у

< дядьки, и на каждой поверх знак стоит на досках, вот как посох монаший.

— Спасибо, Гургута, — похвалил судный ангел. — Тебе пора, и мне пора. Иди определяйся ко Всевышнему, а я просить его стану, пусть ниспошлет тебе другую жизнь в обличье воина. Хочешь лет эдак через пятьсот появиться заживо?

— Ох, княже! — возликовал Гургута.

— Не мне решать. А просить буду. Иди.

— Мир вам! — пожелал Гургута.