— И как ты дальше жить собрался? — спросил Дронов вполне миролюбиво.
— Так же, — твердо ответил Кронид и впервые без страха взглянул на Дронова.
— Амеба, — сплюнул Дронов. — Цирковая, дрессированная, но амеба. Клянусь, не желаю тебе лишиться самого святого, но было бы в жилу, чтобы ты собственного ребенка потерял. Вот тогда ты бы научился мерзавцам за версту зубы без пассатижиков выдергивать. А пока ты живешь по-русски: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Вот так-то, чунь…
Все перегорело. У обоих.
Из-под стрехи навеса Кронид достал свою старую одежонку. Решил идти к озеру и там переодеться, но Клавдия забрала ее из рук Кронида и дала армейский набор.
— Пошли, Генчик, помою тебя.
— Бери, — настоял Дронов. — Мужчина должен быть похож на мужчину.
Укладывая в рюкзак книги, Кронид обнаружил там пшено, гречку, соль, сахар, несколько банок сгущенки и сухари.
— Может, остановим? — спросила Клавдия у Дронова. — Мальчишка еще, твоя помощь ему нужна.
— Под себя не надо было укладывать мальца, матушка, — наставительно сказал он. — Два самца — дом без отца.
— Ладно тебе, — потупилась Клавдия. — А ты не сбежишь?
— Набегался, — кратко ответил Дронов. — А ты ведь еврейка, — щелкнул он ее по носу. — Я все про тебя знаю.
— Какая тебе разница? — стерла застенчивую улыбку Клавдия. — Я обычная теплая баба, хочу жить, давать и рожать…
Они сошлись в середине двора. Постояли молча. Кронид сделал глубокий поклон, ему ответили поклоном.
— Моторку мою возьми, — напомнил Дронов и вынес упакованный агрегат. — Сгодится, путь дальний. В скиты?
Кронид кивнул.
— Давай, расти потомство для щитов на вратах цареградских. В обиду не давай, обиженным не поддавай, — сказал Дронов и вышел со двора.
Первым долгом Кронид направился к озеру. Вызвал рыбу. Та приплыла и уставилась на него утомленным взором.
— Прощай, голубушка, я не желаю тебе зла.
Вздох был ответом, и со спокойным сердцем Кронид зашагал к дальним горам.
Он удивился, увидев за собой Найду.
— А ты куда? — спросил он.
Ну что может ответить собака? Иду и иду…
— Знаешь, красавица, возвращайся обратно. Хватит тебе искать лучшей доли. Дом ты нашла, тут тебя не обидят. Найда подняла лапу: попрощаемся, хозяин…
Он потряс ее поднятую лапу, пошел, а шагов через сто оглянулся. Найда, как хорошая хозяйка, смотрела вслед.
3 — 18
Бьяченце Молли вызывал Дронова долго и безуспешно. Сначала сигнал шел, потом линия постепенно затихла. Это не погрешность связи — такого никогда не случалось и случиться не может, — это погрешность системы, если в ответственный момент вмешивается случай. Случай вмешаться не может, он программируется свыше, и человеческий поступок никогда не случаен, он определен связями причин и следствий.
Единственный скоростной перехватчик он отправил за Дроновым и потерял обоих. Спрашивается: ради чего он разжалобился и не доверился причинности связей?
Но кому он доверит Орден, где много звацых и мало избранных? Измельчало воинство, как и все на земле, мелким петухам нет смысла оставлять жемчужину таинства. Всегда были солдаты и генералы, и всегда был вопрос, почему один доходит до полковника, а другой становится маршалом? Нет у него маршалов.
Случись как задумано, его солдаты расползутся по планете князьками по своим уделам, заведут воинства и жен, и прежним чередом станет раскручиваться спираль с заведомым искажением. Сначала отойдут условности, человек начнет дичать, забывая слова, дальше человек научится забивать мамонтов, нажрется досыта и захочет поэзии и излишеств, а там и о тайнах вспомнит, и желание владеть ими проснется — так будет, ничего другого не получится, потому что в его, Бьяченце Молли, дела вмешался случай.
«Как это мудро сказано, — наморщил лоб магистр. — Чтобы спасти народ, надо уничтожить вождей? Да, именно. Все беды от вождей. Выходят плоть от плоти, становятся мудрее мудрых. С чего? Знают таинства? Много ли я знаю их? Прожить можно без них».
Бьяченце Молли вышел на верхнюю террасу и прошел ее из конца в конец. Было темно, без огней океан казался бездонной ямой. Внизу пели братья, послушно высиживая отпущенный час песнопений. Хор был ладным.
«Кому же теперь передать накопленные знания? — доканывала его одна мысль, и Бьяченце Молли перебирал в памяти достойных. Таких хватало, но не выделялись они главной чертой: быть винтиками в сложном механизме он сам приучил их, а сами создать подобный они уже не успеют. Они могут создать только упрощенный, как сами, механизм.
На Дронова затрачено много усилий — вот что бесит его.