Набат 2

Илья побледнел. Скажешь нет — кака, скажешь кака — совсем кака.

— Он невзлюбил меня с Севера…

— Дали повод, — неумолимо добивал его посланец земли обетованной. — Иудей, не разглядевший лучшего из гоев, не имеет права быть посвященным в тайны.

— Господин Дейл, — поспешил на выручку Китайцев. Не из святых чувств полкового товарищества плешивых — сгорит Триф, плакали и его денежки. — Я не стану утверждать, что это мелочи, но куда серьезней общая картина. Новый президент стремительно закручивает гайки, и надо спешно менять стратегию.

— Ой, не смешите меня! Большой стратег Китайцев имеет собственное мнение. Однажды вы его выразили, когда пытались госворишек пересадить с импортных тачек на отечественных клячек. С тех пор над вами смеются даже чукчи. О стратегии позаботился легендарный Соломон три тысячи лет назад, а ваше дело кричать «занято!» на стреме у нужника. Неужели я должен вам объяснять, зачем столько лет подкармливали спесивца Мастачного, неужели обязан напоминать, что у злейшего врага Судских двое детей, неужели выветрились из ваших голов правила, которым вы клялись следовать изо дня в день?

Он оглядел всех жестким испытывающим взглядом, и каждому из троицы послышались слова из небытия. Они приобретали жуткий реальный смысл, хотя некогда казались из детской игры:

«…Если я не сдержу этой клятвы, да сожгут и испепелят мне уста раскаленным железом, да отсекут мне руку, да вырвут у меня изо рта язык…»

А в голову Трифа лезла глупая и страшная фраза: «Да оторвут мои ятра». А чего? Игрушки кончились, жировать больше не дадут, вот куда завлек его Сема Балламоллер…

— Но я здесь не за этим, — вполне миролюбиво закончил Дейл, вернув троицу из воображаемой комнаты со светящимся черепом. — Текущие дела пусть останутся текущими, а появилось дело спешное. Стало известно, что патриарх упорно доискивается тайных книг ариев из библиотеки Ивана Грозного, о чем просил президент. Поиском занимается генерал Судских. Насторожитесь. Вполне определенно, книги по-прежнему в России. Вы обязаны разыскать их первыми. Это вожделенная мечта царя Соломона. Для нас ничего нового там нет, но отдать знания в руки врага — преступление. С этой минуты все вы облечены правом выполнить распоряжение великого магистра или умереть. Найдите их, — повторил он в конце тирады.

Богатейшие люди, сановные мужи стояли перед Мойзесом Дейлом скованно и приниженно. Со светлым челом невежд они вступали в почти детские игры, им нравилось менять машины и женщин, сорить деньгами, играть во взрослые игры и корчить из себя сильных мира сего. Сейчас им напомнили о сыре в мышеловке. А так не хотелось расставаться со штанишками на помочах. Они числились всего лишь учениками, стать мастерами не успеют. И так ли это важно сейчас — думать о несбыточном, когда теряют реальную силу деньги? Можно купить еще десяток дипломов, стать автором десятка поучительных книжек, а найти утерянные черту не под силу. И думать надо — чему не научились, считая это занятием клерков и секретарш.

Двое арапчат смотрели на умного Гуртового.

— Будем думать, — не спеша произнес он, и поздняя встреча завершилась неопределенной нотой.

Уставший от напряженного разговора, Илюша принял душ с намерением поспать перед дневными заботами. Молодая жена безмятежно спала, разметавшись во сне крупным ухоженным телом. Северная подруга была миниатюрной, ложе доставалось ему, ей хватало впадинки между стенкой и его спиной, а эту телку отодвигать надо, чтобы кое-как устроиться на трехметровой кровати. Любил ли он ее? Когда там любить, суета съедала свободную минутку — забрал попросту у своего зама, родословная без задоринок, женился. Молодая, сытая и ненасытная, защищенная брачным контрактом. Хоть разорись, хоть сдохни, а будущее обеспечь. Всласть спится…

А ему — нет. На диване в гостиной он ворочался под пледом. Теснились перед глазами, мешая спать, непрочитанные книги, биржевые котировки, мешая жить, вспоминались древние заповеди: «Не убий, не укради, не пожелай жены ближнего своего…» Не убивал, не воровал, а праведником не стал. И не собирался. В праведники ведет другая тропа. И хорошо бы для начала иметь толстую маму и белую ванну. А его в люди вывел из вонючего переулка мастер окольных путей Сема Балламоллер…

«Когда мудрость войдет в сердце твое, и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя».

Эх, как же он здорово знал Соломоновы притчи! Когда встретился тот вихрастый первокурсник, он был полон раздумий над Библией.

«Дабы спасти тебя от жены другого, от чужой, которая умягчает речи свои, которая оставила руководителя юности своей и забыла завет Бога своего, дом ее ведет- к смерти, и стезя ее к мертвецам».

Это уж круто… А вообще зря он не написал «Миф о Христе». Худо-бедно, а имя свое увековечил бы…

«Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их путь к смерти».

Пугаете, товарищ Соломон. Поживем — увидим…

— Может быть, ты считаешь, что я несправедлив? — подал голос с державного кресла Соломон.